Во внешней политике он, как двуликий Янус, обращается к аудитории иностранной и к аудитории советской. И говорит на два голоса. Для «внутреннего пользования» он обещал партии, что «дело Брежнева» будет продолжено, СССР останется верным «пролетарскому интернационализму», поддержит «освободительные и революционные движения» /111/. На внешний мир он стремится произвести впечатление правителя благоразумного и рассудительного, — на этот случай у него заготовлены заверения, свидетельствующие о его трезвости и гибкости. «Мы глубоко уверены, — отмечал Андропов в ноябре 1982 г., — что детант не был случайным эпизодом в трудной истории человечества и не является прошлым эпизодом, будущее принадлежит этой политике» /112/.
Андропов охотно делает умиротворяющие Запад заявления: человечество не может бесконечно мириться с гонкой вооружений и войнами, компартия Советского Союза не хочет, чтобы разногласия в идеях переросли в конфронтацию между государствами и народами /113/. И тут же разъясняет собственному народу, что мир будет защищен только благодаря непобедимой мощи советских вооруженных сил, а не благодаря разговорам с «империалистами» /114/.
Андропову необходимо пугало иностранной опасности для объяснения отсталости коммунистической системы, претендующей на то, чтобы выражать волю народов, но не способной накормить собственных граждан. «Агрессивные намерения империалистов побуждают нас вместе с братскими социалистическими государствами показать заинтересованность в поддержании нашей обороноспособности на должном уровне» /115/. Но вместе с тем советскому Генеральному секретарю важно убедить свободные страны, что склеротическая внешняя политика Брежнева может измениться. Он уверяет: военное сотрудничество не является советским выбором; идеалом социализма является мир без оружия /116/.
Драматическое изменение внешне-политического курса грозит ослабить позиции Андропова в армии. И он, как маятник, «раскачивается» между противоречивыми декларациями: скоропалительно-наступательными и рассудительно-усыпляющими, воинствующими и умиротворяющими, делает шаги в направлении детанта и петляет при этом по дорогам холодной войны. Сразу же после похорон Брежнева Андропов в беседе с правителем Пакистана дал понять, что не исключено мирное решение афганской проблемы. Спустя некоторое время в «Правде» появилось официальное заявление ТАСС, что пока Запад не признает режим Бабрака Кармаля, советские войска не покинут Кабул /117/.
Накануне нового 1983 года Андропов, отвечая на вопросы американских журналистов, оптимистически отнесся к возможности достижения соглашения в переговорах о сокращении ядерных вооружений /118/. Но уже в начале января «Правда» опубликовала редакционную статью, а редакционные статьи в советских газетах неизменно выражают позицию и взгляды правительства, в которой говорилось, что без серьезных уступок Белого Дома не имеет смысла садиться за стол переговоров /119/.
В высшем синклите советского партийно-государственного руководства в настоящее время представлены три фактора: партия, олицетворяющая суть режима, КГБ — составляющий его основу и опору, и армия — его орудие обороны и наступления. Вариант военной хунты по польскому образцу в СССР оказался пройденным, так и не начавшись, — Андропов перешагнул через него, создав правительство, опирающееся на политическую полицию. Роль армии, однако, не уменьшилась — по мере проведения и для проведения новым советским руководством активной внешней политики она будет возрастать. В настоящем, ее значение пропорционально авторитету в Политбюро министра обороны Устинова, союз с которым Андропова оказался решающим для его успешного возвышения и отразил степень его политического искусства.
Политбюро, или «коллективное руководство эпохи Андропова», представляет собой конгломерат «удельных князей», каждому из которых отдана на «откуп» своя особая и суверенная «территория». Устинову принадлежит (если не целиком, то в существенной степени) стратегическое руководство внешней политикой: он устанавливает ее курс и совместно с Громыко определяет приоритеты. Так что на внешней политике Андропова отчетливо проступают «отпечатки пальцев» министра обороны. Но и сам по себе Андропов отнюдь не «голубь» — он типичное порождение советской системы, в «гнездах» партийного аппарата которой взращиваются и «вылетают» в политическую жизнь одни только «ястребы». Он знает, что власть его самозванна: не освящена волей народа и не узаконена демократическими выборами, ибо единственное обоснование коммунистической власти — сама власть. И Андропов, как и его предшественники, вынужден непрерывно утверждаться через демонстрацию непрерывных «успехов», «свершений» и «достижений» коммунистического режима, — иначе с неизбежностью встанет вопрос: на каком основании он правит страной, распоряжается ее богатством и судьбами людей?