Андропов

И здесь Андропову явно изменило чувство политического вкуса — он оказался банальным: программы коммунистической партии в СССР пересматривались и редактировались при каждом Генсеке и при каждом Генсеке оставались неизменными. А может быть, в тупиковом исходе своей деятельности на седьмом месяце правления, Андропов приблизился к социальному перекрестку, где надо было решать: отбросить остатки доктринерства и двинуться вперед (не посмел — устрашился опасных для себя и режима последствий) или отступить назад (не позволяло самолюбие). И он застрял на полпути. Начав с призывов модифицировать экономику, скоро понял, что ничего нельзя существенно изменить в советском обществе, не меняя его политической структуры и не подрывая власти партократии. Видимо, Андропов решил пока что уйти от рискованных экспериментов в общественной жизни к реформам… на бумаге. Начинает он, учитывая богатый опыт предшественников, с ревизии Программы КПСС. Но не ограничивается ею.

В СССР существует еще одна соблазнительная, эффектная область для приложения и реализации преобразовательных идей — это система народного образования. И Андропов не устоял перед искушением «обогатить» ее, привести в соответствие «с жизнью». «Мы здесь, в президиуме, — сказал Андропов на Пленуме, — обменялись мнениями… Видимо, возникает необходимость серьезно подумать о реформе нашей школы…» /137/.

Создавалось впечатление, что у Андропова нет четкой социальной позиции. Его внутренняя политика проводится на основе интуиции. И оставаясь интуицией, не отличается последовательностью и определенностью.

Еще за несколько месяцев до Пленума ЦК казалось, что Андропов обладал определенной свободой для проведения намеченной им экономической программы. В те дни в советских периодических изданиях шла осторожная, облаченная в марксистские формулировки, дискуссия о характере и возможностях развития советского общества. Либералы настаивали на расширении частной инициативы, увеличении приусадебных участков, поощрении индивидуального жилищного строительства, консерваторы — напротив, призывали к дальнейшей централизации управления и совершенствованию государственного планирования /138/. Но затем партийный аппарат, не заинтересованный в переменах, которые могли нарушить принципы вертикальной структуры власти и единоначалия, оказал давление на Андропова.

И вместо введения и осуществления глубоких и основательных реформ Генсеку пришлось удовлетвориться и ограничиться законом о трудовых коллективах[19] отражающим, скорее, экономические проблемы и волнения режима, нежели социальные надежды Андропова.

Призрак польской «Солидарности», бродивший по страницам доклада Андропова на июньском Пленуме ЦК[20], оживает в статьях Закона о трудовых коллективах. И на его пути «Закон» сооружает и возводит преграду в виде «действительного советского» /139/ (что должно означать — не польского) «самоуправления». Это прежде всего (и главным образом) принцип «демократического централизма». Вот как он преподносится партией: в обсуждении проекта закона приняли участие 110 миллионов советских граждан (иными словами, все взрослое население страны — более едкую и фантастическую сатиру на коммунистическую демократию невозможно представить). И вот как он проявляется в жизни: из 130 тысяч поправок и замечаний, внесенных в проект закона (если они действительно были) на состоявшихся 1 миллион 230 тысяч собраний (если они на самом деле происходили) включено в закон всего-навсего немногим более… 70-ти, т. е. менее 0.1 %. Новый закон декларирует увеличение прав трудовых коллективов. Прав мнимых: выдвигать кандидатов на выборы — их предлагает правительство, участвовать в обсуждении планов — они определяются партией, устанавливать правила внутреннего распорядка — они утверждаются администрацией. И прав действительных. Эти права, по существу, являются обязанностями: содействовать претворению в жизнь решений партии, неуклонно исполнять советские законы и постановления правительства, выполнять договорные обязательства, повышать эффективность работы. И самое важное (здесь под расширением прав коллектива предполагается ограничение прав членов коллектива) — обязанность привлекать к ответственности недостаточно усердных работников: переводить их на нижеоплачиваемую работу или увольнять, лишать премий, дополнительного отпуска, жилой площади. (Андропов, сознавая непопулярность задуманной им широкой кампании борьбы с нарушителями трудовой дисциплины, по-видимому, решил осуществить ее — продолжить и завершить — через и с помощью коллектива, т. е. расправиться с рабочими руками рабочих).