Анджело, тиран Падуанский

Родольфо. Вы говорите — я не уверен? Вот уже второй раз вы это говорите. Но ведь там была Дафне; я вам повторяю, там была Дафне, и слова ее до сих пор стоят у меня в ушах: «Синьор, синьор, они были втроем в этой комнате, она, подеста и еще одна женщина, страшная женщина, которую подеста называл Тизбе. Два часа, синьор, целых два часа муки и ужаса, синьор, они продержали ее там, несчастную, а она плакала, просила, умоляла, взывала о пощаде, взывала о жизни», — ты взывала о жизни, Катарина моя возлюбленная! — «на коленях, сложа руки, валяясь у них в ногах, а они отвечали: нет! И эта женщина Тизбе сама сходила за ядом! Это она заставила синьору выпить яд! И бедное мертвое тело, синьор, она сама унесла, синьор, эта женщина, это чудовище, эта Тизбе!» — Куда вы дели его, синьора? — Вот что она сделала, эта Тизбе! Уверен ли я! (Доставая платок с груди.) Чей платок я нашел у Катарины? Ваш! (Показывая на распятие.) Чье распятие я нахожу у вас? Катарины! Уверен ли я! Довольно! Молитесь, плачьте, кричите, просите пощады, делайте скорее все, что полагается, и покончим с этим!

Тизбе. Родольфо!

Родольфо. Что вы можете сказать в свое оправдание? Скорей! Говорите скорей! Немедленно!

Тизбе. Мне нечего сказать, Родольфо. Все, что тебе говорили, — правда. Верь всему. Родольфо, ты пришел вовремя, мне хотелось умереть. Я искала способа умереть возле тебя, у твоих ног. Умереть от твоей руки! О, на это я даже не смела надеяться! Умереть от твоей руки! О, я, быть может, упаду в твои объятия! Я благодарна тебе! Я уверена хоть в том, что ты услышишь мои последние слова. Мой последний вздох, хочешь ты или нет, долетит до тебя. Ты пойми, мне незачем жить. Ты меня не любишь, убей меня. Это единственное, что теперь ты можешь для меня сделать, мой Родольфо. Это будет твоей заботой обо мне. Да. Я благодарна тебе.

Родольфо. Синьора…

Тизбе. Я тебе скажу. Ты только послушай меня одну минуту. Я всегда была очень несчастна, правда. Это не слова, это бедное переполненное сердце изливается наружу. Таких, как я, не очень-то жалеют, и это несправедливо. Люди не знают, как много в нас бывает и доблести и мужества. Ты думаешь, я дорожу жизнью? Ты только вспомни, я еще ребенком просила милостыню. А потом — шестнадцати лет — я осталась без куска хлеба. Меня подобрали на улице знатные синьоры. Я падала из грязи в грязь. Голод или оргия. Я знаю, нам говорят: «Ну что ж, помирай с голоду!» Но как я настрадалась! О да, жалеют только знатных дам. Когда они плачут, их утешают. Когда они поступают дурно, их извиняют. И они еще жалуются! А мы за все должны благодарить. Нас не щадят. Ничего, бедняжка, шагай! На что ты жалуешься? Все против тебя? Так что ж, ты ведь на то и создана, чтобы страдать, гулящая девка! — Родольфо, разве ты не чувствуешь, что в моем положении мне нужно было сердце, которое бы поняло меня. Если меня никто не любит, что ты хочешь, что бы со мной сталось, в самом деле? Я не разжалобить тебя хочу. К чему? Теперь уже всему конец. Но я люблю тебя, люблю! О Родольфо, до какой степени эта несчастная, которая сейчас говорит с тобою, любила тебя, — ты узнаешь только после моей смерти! Когда меня уже не будет! Вот уже полгода, как я с тобой знакома, так ведь? Уже полгода вся моя жизнь — в твоем взгляде, вся моя радость — в твоей улыбке, вся моя душа — в твоем дыхании! И вот, посуди сам, за эти полгода я ни одной минуты не думала, — а без этого я не могу жить, — что ты меня любишь. Ты знаешь сам, я постоянно докучала тебе моей ревностью. Было множество признаков, которые меня тревожили. Теперь я все поняла. Я на тебя не сержусь, ты не виноват. Я знаю, что вот уже семь лет, как твоими мыслями владеет эта женщина. Я для тебя была забавой, мимолетным развлечением. Это так просто. Я на тебя не сержусь. Но что же, по-твоему, я должна делать? Идти вот так все дальше, жить без твоей любви, я не могу. Ведь дышать надо. А я дышу тобою! Смотри, ты меня даже не слушаешь! Или тебя утомляет, когда я с тобой говорю? Ах, я так несчастна, право же, что, мне кажется, любой, кто увидел бы меня сейчас, сжалился бы надо мной!

Родольфо. Уверен ли я! Подеста вышел из комнаты, чтобы привести сбиров, а вы тем временем наговорили ей шепотом такие ужасные вещи, что она приняла яд! Синьора, неужели вы не видите, что у меня мутится рассудок? Синьора, где Катарина? Ответьте мне! Правда ли, что вы ее убили, что вы ее отравили? Где она? Скажите! Где она? Да знаете ли вы, что это единственная женщина, которую я когда-либо любил, синьора, единственная, единственная, — слышите? — единственная!

Тизбе. Единственная! Единственная! О, нельзя же столько раз вонзать в меня кинжал! Умоляю! Скорей (указывая на нож, который он держит в руке) прикончи вот этим!

Родольфо. Где Катарина? Единственная, кого я люблю! Да, единственная!