Анечка

Рома в свои тридцать так и не дошёл до Истинны. Но спокойно относился к людям верующим, даже если они бывшие в отсидке. На своём веку ему не приходилось встречать полных атеистов. Каждый верит во что-то и верит, самое интересно, по-своему. Одни зациклились на походы в церковь, другие молятся втихаря. Другие только подозревают, что есть неведомая сила, которая контролирует каждый шаг человека, но сформулировать что ЭТО, не могут.

Легче в этом плане кавказцам. Неизвестно как, но их с детства приучают к мысли о боге. А русские сами куда-то идут, половина вообще не знают, куда и зачем, но упорно рвутся к свету в конце туннеля.

Легче таким, как Штопор. Тот несостоявшийся иудей, с полноценным крещением, и знанием Корана, и совершенно буддийской философией.

А вот у Жмурика и ему подобным света в конце туннеля нет, так и метаются во тьме, в поисках приключений.

– Бл*дь! – взорвался Жмурик, зло покосившись на стариков за столом. – Закройтесь! Я себя на нарах чувствую.

Рома взял сигарету и прикурил. Два года не курил, но так как собеседник напротив угощал, отказываться не стал. Нужно было подыграть, успокоить визави.

Вложил сигарету в рот и чиркнул спичками. У Жмурика не было зажигалок. Затянулся горьким, густым дымом и выдохнул его в потолок с красивой подсветкой, спрятанной вытяжкой и такими же незаметными камерами.

Если Рому грохнут, Жмурика посадят. Если убьёт Рома, то Штопор сделает всё в ажуре.

На столе стояло много бухла и мало закуси.

Голодный малолетний нацист, как с глистами, сожрал всю колбасу и нарезку. Жрал в три горла и внимательно слушал Штопора. Сеня мужик умный и мудрый. Он сразу понял, кого можно взять в оборот в этом странном обществе. Промывка плоских мозгов скинхэда проходила медленно. И за полчаса объедалова, нацист вдруг перестал быть антисемитом.

Штопору приходилось всё время звонить пупсику в фартуке, чтобы принесла ещё еды, потому что втираться в доверие бешеному псу, с бутербродом в руках, гораздо легче.

– Шиша, бл*дь, у меня тёрки с Абхазом, – шмыгал носом Миша Жмурик. Затягивался глубоко табачным дымом и жмурил один глаз. – Давай Тимоху полюбовно расстелим. Он моя корова, я от надоев отказываться не собираюсь. И что твой Гусь, бл*дина трёт, что вы сомневаетесь брать долг машинами?

– Гусь трепло, – спокойно ответил Рома, щуря злые глаза от дыма. – Его Крест мочить собирался.

Миша заткнулся на время и заглотил элитное вино, как водяру.

Крест сидел в их краях, но был москвичом. У него Шиша выкупил своего адвокатишку Гусева. И это было ошибкой. Одно дело кидаться знаменитым именем в обществе рецидивистов, другое дело – с Крестом бизнес водить. Жутковато соглашаться на аферы. И, как на зло, Крест занимался именно машинами.

И своей пятой точкой Шиша чувствовал, что Крест его подставит однажды. Однажды Рома заплатит за все свои злодеяния и некрасивое прошлое.

Так что употреблять кликуху «Крест» стало неприятно и даже опасно.

– Я сейчас старый привоз раскидаю, и ваши возьму. Что касается суда, – Рома сделал затяжку и почувствовал, что его слегонца торкнуло. Сигареты были тяжёлыми, с большим содержанием смолы. – Пусть будет суд, и пусть его в прессе осветят. Наш конфликт должен стать достоянием.

– С какого х*я? – полюбопытствовал Жмурик, не понимая, о чём говорит Рома.

– У меня есть конфликт, Миша, – ответил Рома. – И я не в курсе, с какого края копают. Если я залезу с вами в суды, то тот, кто хотел меня тряхнуть, сразу появится. Неприятности одни не приходят. И те, кто неприятности создают, знают эту систему.

– А что у тебя за х*йня? – Миша полностью проникся горем Шиши, и последнему, стоило труда, не улыбнуться.

– С документами на фирме нелады. А где именно, я понять не могу.

Документы – это не для Жмурика. У него три класса образования и те на домашнем обучении. Но вид он сделал, что всё понятно. И неожиданно усмехнулся кривыми губами.

А вот это Рому насторожило. Он сделал вид, что всё в порядке, а сам начал быстро соображать откуда такая странная реакция.

То, что Жмурик злорадный и будет безмерно рад, если у Шиши появятся проблемы – этот понятно. А вот если Миша Жмурик что-то знал…

Не мог Линёв под Рому копать! Не мог! Слаб, несостоятелен, неспособен.

Рома решил ухмылку Жмурика пока не трактовать.

В кабинку вошла пупсик в фартуке, и радостный нацист даже встал с места, чтобы помочь девушке с подносом. Девушка, которая носит еду, казалась парню идеальной, и его звериные, ненормальные глаза пожирали покрасневшую от смущения пупсика.

Девушка не модная. Имела полную фигурку, красные щёки и невинные большие глаза. Не влезала со своим естественным цветом волос в современные стандарты красоты. Но от этого не стала менее привлекательной. Сочная, юная и взгляд притягивала.

– Какая хорошенькая, – сказал бритоголовый, когда официантка ушла. Вытягивал длинную шею с большим кадыком, чтобы высмотреть пупсика в толпе. Потом что-то сообразил и воодушевлённо обратился к Штопору, – Можно её?

Семён Маркович отрицательно покачал головой и строго нахмурил брови.