— Не столь важно… Главное, им пришлось бы выдержать рассказ о моей несчастной юности, загубленной молодости и почти искалеченной старости. Я бы рассказала им о том, как едва не полюбила троцкиста, и что этот мерзавец мог со мной сделать, не раскуси я его подлую троцкистскую сущность.
Раневская постоянно опаздывала, особенно на собрания или читки пьес, вызывая шквал отрицательных эмоций у Завадского.
После очередного скандала, актриса пришла вовремя, села на свое место и тихонько сидела, не вступая ни в какие разговоры. Привыкшие к ее постоянному препирательству, актеры даже забеспокоились — не больна ли Фаина Георгиевна? Нет, сидит, на часы поглядывает.
До самой Раневской очередь дошла нескоро, но вместо того, чтобы произносить свою реплику, она вдруг объявила:
— Тридцать восемь минут!
— Что?! Разве это есть в вашем тексте?
— Тридцать восемь минут я могла еще сидеть в туалете, но маялась здесь.
— Раньше театр был другим, — на весь репетиционный зал заявляет Фаина Георгиевна.
В ответ молчание, актеры сговорились не замечать выпадов Раневской.
— …актеры лучше играли…
Снова молчание.
— …по-настоящему…
Убедившись, что ссориться никто не желает, заключает:
— …а нынче сдохли все!
— От вас никогда не дождешься похвалы…
— Зачем вам моя похвала? Хвалить должны зрители или Завадский. От первых хоть цветы будут, а второй роль даст.
Глядя на то, как лихо выплясывает Вера Марецкая на сцене:
— А говорят, ведьм не существует…
— У Завадского в театре были три сестрицы. Верка Марецкая — ткачиха, я — Бабариха, а Орлова — царица, хоть Гвидона и не родила, но по заморским странам все время болтается.
— А почему вы-то Бабариха?
— Из-за жопы.
Театр жив, пока на сцене «Три сестры», а в зале толпа народа. Вот если будет наоборот, тогда конец.
Расстроенный актер читает вывешенный приказ о вынесении выговора:
— Но ведь вчера уже лично зачитали, зачем же нужно вывешивать на видное место?
— Голубчик, у нас только в любви признаются шепотом и на словах, а гадости обязательно громко и на бумаге.
Нелегка жизнь актера! Чтобы сорвать аплодисменты, нужно посадить голос.
Бездарности, как сорняки — такие же наглые, крепкие и частые. И также заслоняют солнце талантам.
Услышав о неудачном спектакле известного режиссера:
— С опытом даже провалы получаются качественнее.
О режиссере:
— Он всегда хвалит себя вслух, а других молча…
Начинающему актеру, который на сцене просто невыносим:
— Если не можете играть сами, не мешайте делать это другим! Лучше уйдите, мы ваши реплики между собой распределим.
О ненавистном режиссере:
— Нет, он не последняя сволочь, за ним целая очередь.
— Фаина Георгиевна, о чем задумались?
— У меня закралось подозрение, что нынешние актеры, произнося фразу «души прекрасные порывы», полагают, что «души» — это глагол.
— Как прошел спектакль?
— На ура.
— Неужели? — сомневается приятельница, зная, что спектакль не очень удачный.
— Зрители кричали «ура!», когда все закончилось.
На репетициях с Фаиной Георгиевной иногда бывало невыносимо сложно. Полностью выкладываясь, она требовала этого же и от окружающих, даже от новичков, и имея привычку не сдерживать эмоции, нередко оскорбляла тех, с кем работала. Кто-то привык и не обращал внимания, кто-то просто молчал, не желая ввязываться в скандал, кто-то испытывал трепет перед властной актрисой, но были и те, кто обижался, и вполне справедливо.
После одного из таких выпадов Завадский потребовал:
— Фаина Георгиевна! Немедленно принесите извинения!
Раневская, еще не остыв от возмущения, фыркнула:
— Примите мои оскорбления…
После очередной стычки на сцене во время репетиции, одна из «сочувствующих» успокаивала актрису:
— Фаина Георгиевна, не нервничайте. Нервные клетки не восстанавливаются.
Раневская усмехнулась:
— Это ваши не восстанавливаются, а мои так очень даже. А потом еще и мстят тем, кто их погубил! И это стоило бы учитывать некоторым несознательным режиссерам и актерам.
Раньше в театре была окружена творцами, а сейчас — натворившими…
Решался вопрос, как быть с молодым актером, который вовсе ничего не может:
— За год ничему не научился, ничего не добился…
Раневская решила заступиться:
— Зато самостоятельно!
Среди молодых актеров половина по-русски не говорит, вторая — не понимает.
Пока Генка Бортников будет отвлекать автографами поклонниц у служебного входа, можно с комфортом уйти через главный.
Как бы плохо ни играли в этом сезоне, в следующем обязательно найдется кто-нибудь, кто сыграет еще хуже.
О посредственной актрисе:
«Недостаток ума и таланта компенсирует бешеной активностью. Ей бы лучше в профсоюзе, а не на сцене».
У нас в театре сумасшедшая конкуренция среди дураков и бездарностей. Думаю, не только у нас и не только в театре.
Какие-то несчастные 99 процентов отвратительно играющих актеров портят репутацию целого театра!
Не признаю слово «играть». Играть можно в шашки, в карты, на скачках. На сцене жить нужно.