Соображения, несомненно, дельные, тем не менее пан Ян был расстроен. Он чувствовал, что во всем этом есть какая-то фальшивая нота. Быть может, следовало остаться с женой и детьми, потому что женщине, к тому же еще больной, трудно будет одной, без совета и помощи? И что скажет Анелька?
Притом этот собственный уголок так дорог его сердцу, так надежен, так нравится ему! Сколько раз он пятнадцать лет назад в этом кабинете проводил целые часы с женой! Липа за окном была тогда гораздо тоньше и не такая ветвистая. Из окна видна была сверкающая на солнце гладь пруда, а теперь ее заслоняют кусты. Вон там, под каштаном, - тогда он еще не был такой трухлявый - постоянно гуляла Анелька на руках у няни. В длинном синем платьице, белой слюнявочке и чепчике она была похожа на куклу. И часто, увидев отца в окне, протягивала к нему ручонки...
А сколько гостей гуляло по этим дорожкам! Казалось, стоит всмотреться получше - и увидишь в саду след развевавшихся здесь женских платьев. И, если вслушаться хорошенько, кто знает - не зашумят ли в воздухе давно отзвучавший смех, шутливые и нежные слова и замирающие вздохи влюбленных?
Ах, как здесь хорошо! Каждая пядь земли - книга оживших воспоминаний... А он уезжает отсюда навсегда! Отныне дорогие тени, блуждающие по дому и саду, станут страшными призраками и будут пугать чужих людей.
А что будет с ним? Ведь человек состоит как бы из двух половин: одна половина - это его дом, поле, сад, а другая - он сам. Если дерево, вырванное из земли, засыхает, - что же будет с ним, оставляющим в этой усадьбе навеки самую прекрасную часть своего прошлого?.. Он уйдет в мир, станет совершенно другим, новым человеком. Улиткой, у которой сорвали со спины ее раковину, и ей приходится в муках создавать себе другую. Будет ли эта новая удобнее или хотя бы не хуже прежней?..
Никому не ведомо, сколько души в деревьях, в стенах. И мы не слышим, как откликаются неодушевленные предметы, когда мы прощаемся с ними навсегда.
Стук колес отрезвил пана Яна. Он схватил чемодан и вышел, не оглядываясь.
На крыльце встретилась ему Анелька.
- Ты уезжаешь, папа?
- На несколько... На какие-нибудь сутки, не больше, - сказал он, целуя ее.
Губы девочки были холодны.
Пан Ян сел в коляску. У него было такое чувство, словно через мгновение дом рухнет и погребет под собой всех, кто оставался в нем.
- Трогай!
- До свиданья, папа!
- Анджей, поезжай!
Лошади рванулись с места, так тряхнув коляску, что пан Ян ударился головой о спинку сидения. Скоро дом скрылся из виду. Мимо летели уже службы. Проехали по аллеям. Вот они, его поля, незасеянные, запущенные... Опять стал виден сад, мелькнула крыша дома, окно в мезонине, у которого стоит сейчас Анелька. И вот уже все осталось позади. Пан Ян вздохнул с облегчением.
- Слушай-ка, мой милый, - сказал он кучеру, - натягивай получше вожжи, а то лошади у тебя головы понурили, люди могут подумать, что это какие-то извозчичьи клячи!
Потом он закурил сигару - и пришел в отличное настроение. Жена, Анелька, призраки прошлого, все осталось там, позади. Ох!.. Только не оглядываться!..
Прохожие кланялись. Перед хатой, стоявшей у самой дороги, молодая мать забавляла маленького сына. Увидев коляску, она посадила ребенка на одно колено и, притопывая, запела:
Едет пан на коне, гоп, гоп!
А мужик за паном следом, топ, топ!
При виде этой семейной идиллии пан Ян улыбнулся с искренним удовольствием. Над ним светило солнце и парил жаворонок, поля вокруг дышали жизнью. Только там, далеко за холмом, за садом, оставался дом без хозяина, а в окне мезонина Анелька смотрела вслед отцовской коляске, казавшейся уже не больше жука.
Вырванный зуб не болит. Беглец не чувствует горя покинутых им людей.
Глава девятая
Тревога в деревне. Гайда пугает воробьев
На другой день после отъезда пана Яна Юзеф Гжиб зашел в корчму за водкой. Он застал здесь жену Шмуля, еще более обычного молчаливую и задумчивую, и самого Шмуля, который, вымещая свое раздражение на служанке, ругал ее за рюмку, разбитую еще на прошлой неделе, и не ею, а кем-то из посетителей.
Как только Гжиб переступил порог, Шмуль с иронической усмешкой обратился к нему:
- Ну, хозяин, радуйтесь! Будет у вас новый помещик...
- Что ж, может, и будет, - отозвался Гжиб, сразу помрачнев.
- Поставят теперь в деревне и винокурню и мельницу...
- А нам они ни к чему. Это вам, Шмуль, на руку: вы же хотели арендовать мельницу.
Шмуль вскипел:
- Эта мельница так будет моя, как лес - ваш! Эх, дурни, сами на себя беду накликали...
- Какую беду? - спросил встревоженный Гжиб.
- А вы не знаете? Пан все имение продает немцу, и тот сказал, что аренду сразу у меня отберет, а на будущий год и из корчмы выгонит.
- Так то ж вас, а нам что за дело?
- И вам солоно придется: немец уже дознался, что вы не имеете права пользоваться и половиной того, чем пользуетесь.
- Ну-у...