Бабка, получив от Сереги отказ топить баню, замолчала. Хорошо, в больнице есть база данных страховых компаний. Попробуем на удачу, по имени, имя довольно редкое. Слава богу, нашел. Есть такая, только на счет Италии бабанька погорячилась, живет она у нас, в Рапполово. Вот откуда только у нее с собой столько денег? Ну это меня не касается, главное – бабушка наша, главное – страховой полис есть. Страховая компания госпитализацию оплатит. Начмед будет спокоен.
Удивительно, как восточные люди даже писать умудряются с акцентом. Вместо стандартно-протокольного описания обстоятельства травмы: «Избит неизвестными», пишет в истории болезни: «Вчера били его».
Тонкая грань отделяет человека от безумия. Вчера мне показалось, что я эту грань уже переступил.
Кадровый голод. Как всякая уважающая себя контора используем труд гастарбайтеров. Взяли на работу одного гражданина Узбекистана. Так и не запомнил его имени. Человек с интересной биографией. Родом из Ферганы, учился в Ташкенте. Служил еще в советской армии. Последнее место работы в каком-то отдаленном поселке оленеводов в республике Саха. Документы в порядке, диплом, разрешение на работу. Кроме основной специальности – хирург, имеет еще сертификат анестезиолога и терапевта. Универсал. Узбек-оленевод. Плохо говорит по-русски, но водку пить с ним никто не собирался.
С утра решается один из основных вопросов: кто идет в операционную? Обычно, решение принимается с помощью монетки, желающих торчать весь день в оперблоке мало. Но узбек вызвался сам:
– Я работал много, я умей наркос давать, я могу ити.
Думаю, хер с тобой, не я тебя брал на работу, не мне отвечать. Пока он чего-то творил в операционной под присмотром анастезистки, я сидел в оперблоке, пил чай с сестрами. Но вроде узбек с индукцией наркоза справился, больной заснул, и я ушел к себе. Операция шла пять часов, кишечная непроходимость, резекция тонкой кишки. Привозит спящего больного в реанимацию, отдает мне. Мужик дремлет, пока еще на искусственной вентиляции легких. Ставлю на аппарате параметры, частота, поддержка, смотрю – объем выдоха нормальный. Больной начинает просыпаться, перевожу в спонтанный режим, на самостоятельное дыхание. Вдруг мужик открывает глаза и говорит:
– Слушайте, мне трубка мешает, пожалуйста, уберите.
Голос глуховат, но слова произносит четко. Увидев говорящего, ну, например, кота, я бы удивился меньше. Говорящих котов я в прошлом видал, эко диво, но накануне я не пил. Выхожу из палаты и в коридоре встречаю одного из врачей. Он задержался после дежурства по причине наличия на отделении гостя по имени Джонни Уокер.
– Слушай, там человек на трубе, на ИВЛ, разговаривает. Посмотри, может, чего со мной.
Доктор смотрит на меня с сочувствием, типа закусывать надо, но со мной идет. Убеждается, что больной на ИВЛ и действительно разговаривает. Трубка № 9. Манжетка надута, видно. Доктор произносит слово «охуеть» и бежит в ординаторскую допивать виски. Спрашиваю у мужика, мешает ли трубка? Да, говорит, мешает. Вытаскиваю.
Как мужик выжил, умудрился не аспирировать все свое дерьмо при наличии кишечного зонда Эбота, я не понял. Конец трубки был в ротовой полости, а манжета раздута так, что стала размером с кулак и затампонировала мужику всю глотку. Почему она не лопнула – не понятно. Спасло чудо. Очень эластичная манжета у трубок китайской фирмы «Суюн». Подходящее название для фирмы, производящей трубки, зонды, катетеры и прочие предметы, что засовываются внутрь организмов. Кричу, где этот мудак?
Прибегает узбек. Смотрит на извлеченную трубку. Оправдывается:
– Я кишка нос соваль, из нос тек каль. Каль тек, я чистиль, чистиль, трубка выпаль, я ставиль трубка на место.
– Молодец, хорошо, а теперь ты идешь на хуй и можешь жаловаться, работать здесь ты больше не будешь. И не надо меня обвинять в нелюбви к узбекам.
На операционном столе товарищ из Средней Азии. Налаживаем вербальный контакт:
– По-русски говорим?
– Русский, да, говорим.
– Что болит?
– Болит… (показывает на низ живота, в область аппендикса).
Черт, живот весь в следах от чесотки.
– Какая п…а его сюда притащила!? Почему в приемном не обработали? Сам-то ты давно чешешься?
Молчит, похоже не понимает.
– Где чешешься?
– Болит… Показывает на низ живота.
– Ну там болит, а слово «чесаться» ты понимаешь? Вот так ты делаешь?
Вместе с хирургом изображаем процесс чесания. Хирург скачет вокруг стола, задрав футболку, скребет двумя руками свой волосатый животик. Напоминает маленького Кинг-Конга.
– Так делаю…
Пока ждем из приемного специалиста по обработке чесоточных больных, коротаем время за беседой.
– Ты давно в России-то?
– Давно живу.
– Чего говорить не научился?
– Я говорить научился.
– А где успел побывать? На что посмотрел? Куда вас на экскурсии возят?
– Много где был.
– И Эрмитаж, наверное, уже посетил, да? Даже завидую тем, кто в первый раз.