– Слушайте, ну вы мне объясните. Каждый день вы выпиваете две бутылки водки. Так? Жена говорит, что уже несколько лет. При этом ходите на работу, неплохо зарабатываете, на водку хватает. Скажите, где такую работу можно найти, чтобы можно спокойно литр водки в день выпивать и чтобы тебя с работы не выгнали? Я со вчерашним выхлопом приду, у меня будут проблемы. А вы кем работаете?
– Тоже, сравнил. Я – плотник! Мастер! Пятый разряд.
– Здорово. А гробик-то себе уже сколотили? Если не завяжете с алкоголем, скоро пригодится.
– Два!
– Зачем два?
– Ну ты даешь, доктор, а откуда мне знать, когда я помру? Зимой, летом? А как какое у меня настроение будет? Да и смотря кто на похороны придет. Ты не понимаешь.
– Куда нам…
Как-то раз у меня появился новый врач-интерн. Африканец, родом из какой-то Гвинеи. Парень женат на местной. Маленький такой подвижный добродушный черт. Очень черного цвета. Кажется, не из людоедов. По-русски говорит сносно. Постоянно приглашает в гости к себе на родину. Говорит, что дорога – дорого, но возьми с собой 200 баксов, и ты месяц будешь Ротшильдом. Их деревня бедная, но гостям всегда рады. Я пока воздерживаюсь, пусть они и добродушные, но еще повесят твою голову на ворота как украшение. Просит дать ему работу. Но наша публика не очень сложная, могут и неправильно отреагировать на чернокожего доктора. На днях было много писанины, и дал ему, не глядя, две истории болезни. Иди, запиши утренний осмотр. Чего не понятно – спроси. Чертенок довольный побежал в палату. Я понял ошибку, рванул за ним, но не успел… Оказалось, что, не глядя, я дал ему истории двух алкашей, только что вышедших из психоза. В палате наблюдаю картину: один, укрывшись с головой одеялом, лежит в кровати. Доктор сухой черненькой ручкой тормошит его, пытаясь начать диалог:
– Вассилли Йивановичев!
Второй на соседней койке смотрел на это круглыми от ужаса глазами и бормотал:
– Все, все, все, больше ни капли.
Проверю. Если поможет – надо внедрять.
– Бабуля, ну сколько можно? Ты который раз к нам поступаешь?
– Сынок! Я как выпишусь, обещаю, больше ни разу, никогда к вам не приеду. Только сейчас помогите.
– Бабуль, ты выпишись сначала, а потом обещай.
Под утро, отогревшись за ночь, пришла в себя бабушка, найденная в декабре на неубранном картофельном поле. Высунула голову из-под одеяла, открыла безумные глаза. Надо налаживать контакт.
– Ты кто, бабуля?
– Я? Я – домашняя!
– Ну а раз домашняя, у тебя должно быть имя. Как вас зовут?
– Изольда.
– Просто Изольда?
– Нет, не просто Изольда. Изольда-Мария.
Черт знает, в нашей местности каких только имен не встретишь, намешано всяких кровей. Никого не удивит, если у человек написано в паспорте «Гога Матросович», или кто-то представится Богиней, с необычным отчеством: Конфетовна. Кстати, Конфетовичей встречалось около десятка, всякие Давиды, Ярославны и Арнольды. Их папа, Конфета или Конфет, черт их разберет, никогда сам в больницу не попадал. Это понятно, Конфете некогда болеть, он размножается.
– Бабуля, а ты откуда?
– Я из Раппало.
– Это чего, в Италии что ли?
– В Италии, бля, в Италии.
– Знаешь, бабушка, полежи-ка ты еще, вспоминай, где живешь. Вспомнишь – отпустим.
Собираюсь уходить, беседа утомляет. Бабушка в крик:
– Ты куда? Серега! А воды ты не принесешь, баню пора топить. Я спасибо скажу.
За ширмой, разбуженный делирик, действительно носивший имя Серега, конкретно формулирует отказ:
– Пошла ты на х…, манда старая, дай спать!
– Это ты, Серега?
– Ну я.
– Так принеси воды.
– Пошла на х…
Ладно, пусть беседуют. Тут я лишний, я не Серега. Беру бабкину историю. Неизвестная, на вид – 70. Доставлена «Скорой помощью», направление, запись терапевта. Скупо. Вклеен маленький листок, переписаны бабкины вещи. Одежда, сумка, документов нет, деньги: более чем приличная сумма в евро, несколько тысяч, сотня долларов США, 48 тысяч рублей… Да… Напрасно Серега воды не принес, бабка реально могла бы сказать спасибо. Черт, а вдруг она действительно из Италии, эта Изольда-Мария? Может быть, потянуло на родину, в баньку? Чего не бывает, может, и правда, гражданка Евросоюза. Тут не нарваться бы на скандал, пока старушка безумствовала, на свободу рвалась, ее связали крепко, следы от веревок наверняка останутся. Найдутся правозащитники, поборники европейских ценностей, борцы за права человека. А у нас главный закон во всех реанимационных отделениях страны – как только человек начинает вспоминать о своих правах, его надо связывать. Пусть это даже право сходить в туалет, право на свободу мочеиспускания, в унитаз, а не с помощью мочевого катетера. Это не чухонцы, которые тут частенько приезжают к своей родне. И к нам их попадает много. С ними проще, они привыкли. А помнится, из-за одного пьяного гражданина Германии по имени Арон, проблемы были. Жаловался, что на руках остались следы наручников. Но, к счастью, сохранилась видеозапись, как он в своем безумии бегал за дежурным врачом в приемном отделении, пытаясь достать штативом от капельницы. Надо бы выяснить бабкино гражданство.