Ангарский Сокол

— Чтобы пройти такой путь, нам необходим перевалочный пункт, а лучше два, — стоя над картой, сказал Сартинов.

— Если идти от Селенги, через земли Шившея, по рекам, то… — задумался Соколов.

— То Чита и Нерчинск, что тут думать? Иначе не строил бы Бекетов два острога «в самых крепких и в угожих местах». — Фёдор тут же машинально обернулся посмотреть, нет ли рядом самого Петра Ивановича.

— Что же, вот пусть товарищ Бекетов и восстановит историческую справедливость, — согласился Соколов. — Чита и Нерчинск.

— А кого вы оставите там? — осторожно спросил Радек. — Ведь распылять силы — это не лучший вариант.

— Никого и не оставим! А коли местные и спалят наши зимовья, так мы ещё построим — чай, лесу хватит. Мы же не будем китайцам Сибирь в концессии на вырубку леса сдавать, — рубанул Сартинов.

— Хорошо, с этим определились, — резюмировал Вячеслав.

— А Матусевича не хотите использовать для гарнизона Нерчинска? — спросил Радек, осматривая карту. — Ведь нам Мироново в целом и не нужно. Ангара надёжно прикрыта с запада и юго-запада самой природой.

— А почему именно Нерчинска, а не Читы, коллега? — спросил удивлённый мыслью профессора Сергиенко.

— Серебро, коллега, — многозначительно сказал Радек. — Не слышали о Нерчинских рудниках, что подарили некогда России серебряную независимость?

— Вопрос с Матусевичем ещё надо обсудить, я поговорю с ним ещё сегодня, — решил Соколов. — Надеюсь, он всё для себя решил.

Новоземельск, бухта

Август 7147 (1639)

Вечером крестьяне собирались у своих временных жилищ на площадке. Там, где пахло рыбным варевом, булькающим над весело потрескивающим хворостом костра, и стояли лавки. Люди судачили о том о сём, жаловались друг дружке на свою незавидную долю. Напевали песни, и грустные, и не очень, но разудалых исполнений слышно не было, не веселы были их мысли. Куда уж до веселья, когда и не знаешь, чего завтра ждать.

Приоткрытое окно барака заманчиво манило отблесками костра на прозрачном стекле. Колышущиеся от сквозняка занавеси пропускали со двора негромкий мужицкий говор и покашливание. Хорошо им, можно сидеть у костра да чесать языком в своё удовольствие. Ивашке же порядком надоело без сна ворочаться на топчане, и, когда мать с сестрёнкой заснули, мальчуган решил пойти на двор — посидеть у костра вместе с мужиками. Хотя отец, если завидит его, точно погонит в дом. «Нешто, — скажет, — за день не набегался, стервец?» А я что, коли там много интересного окрест! «Так и скажу», — думал мальчуган, пробираясь к выходу из барака.

Ивашка вместе с двумя друзьями — Макаркой и Петрушей — сегодня вдоволь погуляли в ангарском городке. Были и на конюшне, где видали загоны с жеребятами, и свинарню огромную посмотрели. Оттуда, кстати, погнал их сердитый старик, причём Макарка с разбегу хлопнулся прямо в самую грязищу, за что потом получил оплеух от матери и весь вечер стирал свою рубаху и порты в ручье. А вода там холоднючая! И в самом городке было интересно — он был больше Енисейска, да и стены его были выше и башни из белого камня. Да и домов было много, деревья и то стояли рядами. По сравнению с Новоземельском Енисейск казался совсем уж неказистым. А более всего в Ангарии поразили Ивашку девки местные, они буквально вводили мальчишку в ступор, хоть и было их немного. Волосы распущены или лишь тесьмой прихвачены, порты на них мужские, да ещё некоторые бесстыдницы и закатывают их выше колен! А взгляд дерзкий да насмешливый. И все оружные! Нож знатный на ремне, а на плече — ружьё. Тут, в княжестве, выходило, что, окромя детей малых, все с ружьём ходят запросто, как будто и не ружьё это, а обычная вещица какая. Ох, как же хотелось и Ивашке такое ружьё иметь! Оно, проклятое, уже и во снах ему являлось. Казалось, вот оно, в руках, такое тяжёлое и пахнущее порохом, железом холодящее руки. А как проснёшься — так и нет его, будто и не бывало.

Тем временем Ивашка уже пробрался к выходу из барака, стараясь никого не потревожить нечаянным шумом. Тихонько подойдя к мужикам, он присел на чурбачок за их спинами, стараясь не попасть отцу на глаза, и прислушался к беседе. Крестьяне разговаривали о том, что скоро сызнова их поведут, да ещё дальше, к самому краю земли, и что будто бы там и люди — не люди, а адские создания со звериными мордами заместо лиц. И земная твердь там кончается, а воды земные низвергаются в бездонные пропасти. От таких слов Ивашку пробрало до мороза по коже.

«Ежели там адовы пределы, за каким лядом нас туда силком тянут?» — недоумевал мальчишка.

— Бежать надо отсель, — пробормотал он.