Ангарский Сокол

— Чёрт побери! Один храпит, как рота дембелей, вторая в лунатиков играет, — выругался Алексей и решил уйти спать к крестьянам, расположившимся в соседней пристройке. Однако в дверях был остановлен жалобным голосом девушки.

«Может, случилось чего?» — мелькнула мысль. Подойдя к ней, он опустился на корточки и посмотрел на неё. Сэрэма, в свою очередь, уставилась на него. От даурки веяло теплом и мягким ароматом каких-то трав, исходящим от распущенных волос. Халат упал с плеч девушки, обнажив маленькие острые груди. Оторопев на секунду и почувствовав жаркий прилив эмоций, Алексей привлёк её к себе и нежно поцеловал. Сэрэма осторожно потянула его за собой, опускаясь на одеяла.

Сазонов снял свитер, и распахнув на даурке нижние полы халата, начал покрывать её тело поцелуями, позабыв обо всём на свете.

Проснулся Сазонов от неясного шума, доносившегося от входа в дом. Раздавались голоса, среди которых различался и бекетовский, неумело приглушаемый им рокот.

— Ну и не к спеху тогда, коли Пётр не сказал. Пускай поспит майор, умаялся он за ночь.

«Вот подлюка, слышал всё! А храпел, будто спал беспробудно», — с улыбкой покачал головой Сазонов.

— Что там, Пётр Иванович? — Алексей уже обувал ботинки.

Надев куртку, майор бросил взгляд на спящую Сэрэму. Девушка, посапывая, свернулась калачиком на освободившемся месте под одеялом, и не думая просыпаться.

«Всё-таки не похожа она на местных», — мельком подумал Сазонов.

— Да вот, Алексий, бают, шпиона поймали, — объяснил Бекетов.

— Ну так пойдём посмотрим на него, что ли. — Майор, натянув шапку, ступил на утоптанный снег перед входом и, обернувшись к часовому-казаку, сказал: — Поддерживай огонь в доме да смотри за девушкой, чтоб никуда! И смотри не усни, — погрозил Алексей ему пальцем. — А Петра кликнули? — Сазонов обратился уже к морпеху, что принёс весть о пойманном лазутчике.

— А как же. Там он уже.

На окраине поселения, куда уже начали свозить на волокушах очищенные от веток стволы сосен для острога, стояла небольшая толпа. Двое морпехов, завидя приближающегося майора, подняли за шкирку невысокого мужичка, судя по помятой физиономии, он уже успел схлопотать за ошибочную несговорчивость.

— Вот, товарищ майор, крался лесом к поселению, — доложил один из воинов.

— Пётр, говорит что-нибудь? Кто это, вообще? — повернулся Сазонов к тунгусу.

— Это Дунжан, староста этой деревни. Он говорит, что ушёл от людей Албазы, которые идут к Бомбогору, и решил вернуться домой, чтобы потом отсюда уйти с семьёй.

Мужичок, поняв, кто тут главный, поднял на Сазонова глаза и попробовал было захныкать, сделав жалостливое лицо.

— Так, всё ясно. Раз староста, пусть пока им и будет. Не выпускать никуда его, тем более с семьёй. Пусть сейчас валит домой, а днём будет приносить присягу Шилгинею, а потом и нашему князю Соколову.

Глава 7

Ангарск, Посад, 2-я линия

Ноябрь 7145 (1637)

— Прокопушка! — В мастерскую Славкова заглянула жена Любаша, тут же сморщившись от тяжёлого запаха выделываемой кожи.

— Чего стряслось, Люба? Дверь-то прикрой — холодину тянет.

— Да оторвись ты от кожи своей, ради бога, пойдём. Там до тебя люди с правления явились.

У забора Славковых стояли две подводы с запряжёнными в них оленями. Первая была загружена мешками, свёртками, разного размера ящиками и ящичками. Ко второй подводе были привязаны две коровы и несколько коз. Там же возился казак, Прокопий не смог вспомнить его лицо. Возница с интересом осматривал дом и двор Славковых. У Прокопия опустились руки.

«И тут сызнова началось! Не верил же, и вот на тебе, — обречённо подумал он. У Славковых имелось две козы, с десяток несушек да кое-какой нехитрый запас на зиму. — Неужто заберут?! Как же дитятям без молока?» — мелькнула ужасная мысль.

Оглянулся на дом, а там двое меньших — Сташко и Мирянка — уткнулись носиками в стекло. К ним подошла и Ярушка, оторвавшись от своего чтения, приобняв малышей. Люба же стояла на крыльце, опершись о перила. Её округлившийся животик уже заметно выпирал из-под овчинного полушубка.

«Да нет! — сплюнул Прокопий. — За каким лядом им отбирать, тут не Белоозеро же! Сам Сокол обещал всякое вспоможение нам! Да тут даже церковь десятину не берёт! Опять подъёмные, без сомнения», — успокоился переселенец.

Просто непривычно было для Славкова такое внимание князя к простому крестьянину. Никогда он и не слыхивал о таком. Где же это видано? Прокопий прекрасно помнил, как два года назад получал некие «подъёмные» — семена, инструмент, утварь для дома да и сам дом. И какой дом! Такого не было ни у одного старосты на Белоозере. Чтобы со стеклом незамутнённым, да с черепицей, да с полом тёплым и с печью, что топится не по-чёрному. Помнил Славков, как вселялся в дом, когда ангарцы только-только заканчивали крыть крышу. Первые дни Славковы ходили как во сне, боясь проснуться. А потом привезли по реке и «подъёмные». И землицу выделили безо всякого холопства!