Ангарский сокол

Ящики с золотом и всю остальную поклажу нижегородцы снесли в светлицы. Оба Микулича остались там же сторожить добро. Ангарцы же собрались в небольшом зальчике, куда через коридор выходили двери их, так сказать, номеров. Теперь можно было попробовать местной стряпни. Служки появились незаметно и тихо, принявшись всячески нахваливать свою кухню. В результате долгой дискуссии ангарцы всё же заставили служек принять заказ в духе ресторанной практики более поздних веков. Те-то, по бытовавшим обычаям, собрались выставлять на стол полные смены блюд, такие как холодное, горячее, жаркое, тельное и прочее. Ангарцы же, не захотев превращать обычный ужин в вульгарный банкет, предпочли заказать порционно. Служки долго силились понять, что именно приезжим надо, и были весьма удивлены скромным заказом. Кстати, Микуличей насчёт кухонных обычаев и не спрашивали, а Кузьмин неожиданно встал на сторону ангарцев, объяснив удивлённым юношам их пожелания. А пожелали они щей с осетриной, рассольнику с говядиной, фаршированной репы каждому, печёных куриц и множество пирогов с самыми разнообразными начинками, начиная от грибов и творога, заканчивая ливером и зайчатиной. Никакого алкоголя ангарцы не взяли, к ещё большему изумлению служек. Разве может считаться алкоголем ковш вишнёвого мёду и самая малость боярской романеи? Ну а для нижегородцев, что пребывали на первом этаже этого дворца-гостиницы, был заказан тот самый банкет, что пытались эти молодцы навязать ангарцам. Пускай мужики порадуются, заслужили.

Карпинский, честно говоря, с некоторой долей предвзятой осторожности отнёсся к местной стряпне, представляя себе царившую там антисанитарию. Это не ангарские столовые, устроенные на взыскательный вкус и взгляд среднего человека двадцать первого века. В это тёмное время вряд ли были санитарные службы, которые проверяли бы состояние кухни. Однако едва попробовав своей, ещё с БДК утащенной ложкой рассольника, Карпинский забыл обо всех своих страхах и чуть не проглотил язык, настолько этот суп был вкусен. А фаршированная репа! Это просто песня – нежная мякоть, смешанная с мясным фаршем, травками, луком, сверху покрытая золотой корочкой запечённого сыра. Да всё это было щедро промаслено и так возбуждающе пахло! В общем, московской кухни никто более не опасался: есть можно было смело. А вот вино не понравилось – кислое какое-то, а вишнёвая медовуха же, напротив, оказалась весьма недурна. Хмельная бражка с добавлением мёда крепостью была не более шести оборотов и пилась легко, как пиво.

– Ты особо не налегай, – ухмыльнулся Грауль, подсев к Петру поближе. – Микулич говорит, нас ещё в оборот не взяли, только стрельцы, что с нами от Коломны шли, и стерегут подворье. Сегодня же надо вам с Тимофеем уматывать к его отцу.

– А завтра будет поздно? – спросил Пётр, томимый съеденным и выпитым. – Местная кровавая гэбня постарается?

– Поздно, – кивнул тот. – Стеречь нас будут до самого визита к царю, чтобы не шатались по городу, умов не смущали.

– Чьих умов? – удивился Карпинский.

– Мало ли чьих, боярских, дворянских, – пожал плечами Павел. – Ничего странного тут нет, обычная практика пресечения ненужных встреч.

Москва, Китай-город. Покои терема боярина Беклемишева

Поздно вечером приказный голова вернулся из-за кремлёвских стен совершенно разбитым. Но и ночью Василию Михайловичу не пришлось спать до самого рассвета, он встречался с людишками нужными, для дела важного гожими. Проведши полдня на нервах, он рассказывал царю всё то, что было ему известно о державе ангарской и её обитателях. Говорил обо всём им слышанным да виденным. Казалось, ничего не ускользнуло от его уха или глаза. Ведь такова служба его – примечать всё то, что для отечества родного да государя, Богом даденного, цену имеет. А вышел он из палат царских, что мышь мокрая. Тяжко оно, с государем всероссийским речи вести, да вопросы его колкие, в самую суть бьющие, выслушивать. Пришлось для душевной и телесной поддержки после оного в баньке на славу попариться да медку всласть напиться, ибо парилка отменная и разум просветляет и членам роздых и успокоенье даёт.

Вот и сидит Василий за столиком резным при свечном свете, гостей ждёт. А первый уж и на порог явился, проскользнув в приоткрытую ему холопом дверь рядом с воротами. Тихо в доме, дети да бабы спят давно, а мужики, кто на дворе, кто в доме, бдят – им спать не велено. Тишина такая, что таракан прошуршит под половицей – и то слышно. А тем временем фигура в тёмных одеждах бесшумно скользила по лестнице, к кабинету боярскому. Там его уже дожидались. Василий Михайлович, выслушивая отчёт Парамона Хватова, дьяка своего же приказа, находился в немалом замешательстве. Как и предполагал приказной голова, в сундуках ангарцев было золото либо серебро. Дьяк, следуя его указаниям, все дни вился вокруг оных сундуков – тяжелы они были. Мужички вдвоём подымали их с усилием. А было тех ящиков у ангарцев девять штук, да два из них длиннее остальных.

– Узнал чего? – бросил Беклемишев вошедшему дьяку.