Ангарский Сокол

В короткой схватке он поймал руку противника на болевой приём, отчего тот снова выронил дубинку и взвыл, тут же растопыренными пальцами другой руки Павел ткнул врага в глаза и, едва тот успел взвизгнуть, сломал шейные позвонки и ему. Всё затихло. И тут капитан почувствовал как кто-то крадётся у ближнего амбара. В секунду он преодолел расстояние до постройки, укрытой небольшой поленницей наколотых с утра дров. Уже замахнувшись, он разглядел сжавшееся в комочек тельце.

— Есенька, ты тут?! Подлец, а ну иди сюда! — прорычал Павел забившемуся под амбар мальчишке.

— Меня ты тоже убьёшь, дядько Павел? — пролепетал, заплакав навзрыд, мальчишка.

— Солдат ребёнка не обидит, если он ангарский солдат, — присел на корточки перед амбаром капитан. — Вылазь, мерзавец, рассказывай, как дело было. Да поживее!

Пока Павел оттаскивал трупы к амбару и обшаривал их одежду, Есений, сопровождая свои слова всхлипами, рассказывал, что произошло, пока ангарцы были в Кремле. Как поведал мальчишка, сегодня они с Марфушкой загостили у дядьки Василия, сына деда Фомы, когда ходили забирать для него чиненые сыном сапоги. А поскольку тот жил рядом, решили на ночь у него не оставаться, а возвратиться к Фоме с сапогами. Уже когда они подходили к постоялому двору, Есений заметил с десяток мужчин, среди которых было несколько человек в немецких камзолах. Стояли они на уходящей вниз тропе, скрытые с проезжей улицы кустарником. Мальчишке они сразу не понравились — уж больно вида лихого и зыркают недобро. Только он, пропустив первой в лаз Марфушку, полез на нею, как почувствовал, что его схватили за ногу и тянут назад. Взвизгнув, он попытался выбраться к сестре, но ничего не вышло, и вскоре он оказался возле тропы, с той стороны забора. Вокруг него уже были те самые мужики, что стояли тогда поодаль. Тут же вылезла и испуганная Марфушка. Немец спросил что-то у своих товарищей и к подросткам вышел неопрятного вида мужичина и, дыхнув на них винным перегаром, спросил:

— Говори, гадёныш, тут холопствуешь? Послы ангарские тут обретаются?

— Истинно так, — заслоняя собой сестру, отвечал тогда мальчишка.

Потом иноземцы приказали ему провести их к светлицам ангарских гостей.

— Они вытащили сабли и пистоли. Испужался я, за Марфушку, — вновь потекли слёзы из глаз Есения.

— Сопли убери свои! — приказал Грауль. — Где они сейчас, в светлицах?

— И Марфушка моя у них, — снова всхлипнул мальчишка. — А деда Фому побили.

— Пошли, покажешь… — Павлу пришлось замолчать, потому что с той стороны забора раздался треск кустов, яростная ругань Кабаржицкого, глухие звуки ударов и потом всё стихло.

— Да что же это! И молчал о других, морда?! А ну, беги, подымай служек и дворовых, живо! — прорычал ему на ухо Павел, притянув Еську к себе.

После чего наподдал тому сапогом под тощий зад, для ускорения и рванул к лазу. Выскочив на закрытую с двух сторон глухими заборами тропу, Грауль, держа наготове кистень, вытащенный у одного из упокоенных им чужаков, устремился к месту, где он оставил Кабаржицкого. Впереди трепетал свет от факела, Павел перешёл на шаг. Владимира под руки и ноги тащили двое мордоворотов, а третий освещал им путь. У начала тропы, на дороге, их уже ждал возок. Стиснув до боли зубы, Грауль кинулся на врагов. Ближайшего к нему мужика, тащившего ноги Кабаржицкого, он свалил ударом гирьки кистеня, в момент, когда тот оборачивался на предостерегающий окрик своего товарища. Бесчувственное тело Владимира упало на тропинку. Оба бандита кинулись на Павла и тому пришлось бы обороняться от пытающегося достать его дубинкой и ножом врагов, но внезапно со стороны терема грохнул выстрел «Песца», а затем и второй. Слышались торжествующие крики, ругань, грохот мебели да звуки разбиваемой посуды. Противники заметно сдали, а Грауль сразу же почувствовал прилив сил и тут же удачно влепил по челюсти одному из противников выброшенным вперёд кистенём. Тот забулькал, выплёвывая зубы, открылся и получил ещё раз по лбу. Оставшегося одного и растерявшегося противника капитан быстро заломал, проведя борцовский приём, и вновь хрустнул шейными позвонками врага. Этот вариант упокоения противников становился для капитана уже традицией. Потерявшего же координацию иноземца Павел оглушил несколькими мощными ударами в голову и уже хотел было оттащить Кабаржицкого к лазу, как увидел ещё пару чужаков, спускающихся на тропу с дороги. Помимо факелов, в руках у них были пистоли — оружие, посильнее дубинок и ножей. Грауль обречённо посмотрел на Владимира, распростёртого в пыли тропинки.

«Не успеваю, друг!» — билось в висках капитана.