Ангары

Шахматисты

Два шахматных короля
делят поля для
выигрыша,
надежду для.

Все болеют за короля нефтяного,

а я – за ледяного.

О, галек, пущенных по воде, всплывающие свирели…

Так и сладим за игрой их – года пролетели.

Что ожидать от короля нефтяного?

Кульбитов,
упорства и снова
подвига, ну,
как от Леонардо,
победы в конце концов.

Кому это надо?

Ледяной не спешит и не играет соло, —

с ним вся пифагорова школа,

Женщина в самоцветах, словно Урал,

им посажена в зал,

он ловит пущенный ею флюид

и делает ход, принимая вид

тщательности абсолюта. Блеск

ногтей. Рокировка. Мозг.

У противника аура стянута к животу,

он подобен складному зонту,

а мой избранник – радиоволна,

глубина мира – его длина.

Противнику перекручивают молекулярные нити.

Ледяной король, кто в твоей свите?

За ним – 32 фигуры,

iMac, судьи и аббревиатуры,

армии, стада, ничейная земля,

я один болею за этого короля.

У него есть всё – в этом он бесподобен.

На что ж он ещё способен?

Шах – белая шахта, в которую ты летишь.

На чёрную клетку шлёпается летучая мышь.

Сом

Нам кажется: в воде он вырыт, как траншея.
Всплывая, над собой он выпятит волну.
Сознание и плоть сжимаются теснее.
Он весь, как чёрный ход из спальни на Луну.

А руку окунёшь – в подводных переулках

с тобой заговорят, гадая по руке.

Царь-рыба на песке барахтается гулко,
и стынет, словно ключ в густеющем замке.

Мемуарный реквием Зубареву

1

От поясов идущие, как лепестки, подмышки бюстов,
бокалы с головами деятелей, – здесь
с принципиальной тьмой ты перемешан густо,
каштаном в головах оправдан будешь весь.
Но в бессезонной пустоте среди облакоходцев
терпеньем стянут ты, исконной силой лишь,
так напряжён Донбасс всей глубиной колодца,
9,8 g – ив Штаты пролетишь.
Ты первый смертью осмеял стремления и планы.
Ты помнишь наш язык? Ступай, сжимая флаг!
Как в водке вертикаль, всё менее сохранны

черты твои. Ты изнасиловал замкнутый круг!

2

Как будто лепестки игрушечной дюймовочки,
подмышки бюстов – лопасти. Я вспоминаю миг:
как сильный санитар, ты шёл, на лоб воздев очки,
толкая ту же тьму, что за собой воздвиг.
В азовские пески закапывая ногу,
ты говорил: нащупана магнитная дуга.
И ты на ней стоял, стоял на зависть йогу,
и кругосветная была одна твоя нога.
Ты знал про всё и вся, хотя возрос в тепличности,
ты ведал, от кого идёт какая нить.
Идол переимчивости вяз в твоём типе личности,
его синхронность ты не мог опередить.

3