Ангары

Находим её на любых путях
пересмешницей перелива,
букетом груш, замёрзших в когтях
температурного срыва.

И сняли свет с неё, как персты,

и убедились: парит
жужелка между шести
направлений, молитв,

сказанных в ледовитый сезон

сгоряча, а теперь
она вымогает из нас закон
подобья своих петель.

И контур блуждает её, свиреп,

йодистая кайма,
отверстий хватило бы на свирель,
но для звука – тюрьма!

Точнее, гуляка, свисти, обходя

сей безъязыкий зев,
он бульбы и пики вперил в тебя,
теряющего рельеф!

Так искривляет бутылку вино

невыпитое, когда
застолье взмывает, сцепясь винтом,
и путает провода.

Казалось, твари всея земли

глотнули один крючок,
уснули – башенками заросли,
очнулись в мелу трущоб,

складских времянок, посадок, мглы

печей в желтковом дыму,
попарно – за спинами скифских глыб,
в небе – по одному!

Бессмертник

У них рассержены затылки.
Бессмертник – соска всякой веры.
Их два передо мной. Затычки
дна атмосферы.

Подкрашен венчик. Он пунцовый.

И сразу вправленная точность
серёдки в церемонный цоколь
вменяет зрителю дотошность.

Что – самолётик за окошком

в неровностях стекла рывками
бессмертник огибая? Сошка,
клочок ума за облаками!

Цветок: не цепок, не занозист,

как будто в ледяном орехе
рулетку, распыляя, носит
ничто без никакой помехи.

Но с кнопок обрывая карты,

которые чертил Коперник,
и в них завёртывая Тартар,
себя копирует бессмертник.

Он явственен над гробом грубо.

В нём смерть заклинила, как дверца.
Двуспинный. Коротко двугубый.
Стерня судеб. Рассада сердца.

Тренога

На мостовой, куда свисают магазины,
лежит тренога и, обнявшись сладко,
лежат зверёк нездешний и перчатка
на чёрных стёклах выбитой витрины.

Сплетая прутья, расширяется тренога

и соловей, что круче стеклореза
и мягче газа, заключён без срока
в кривящуюся клетку из железа.

Но может быть, впотьмах и малого удара

достаточно, чтоб, выпрямившись резко,
тремя перстами щёлкнула железка
и напряглась влюблённых пугал пара.

Пустыня

Я никогда не жил в пустыне,
напоминающей край воронки
с кочующей дыркой. Какие простые
виды, их грузные перевороты

вокруг скорпиона, двойной змеи;

кажется, что и добавить нечего
к петлям начал. Подёргивания земли
стряхивают контур со встречного.

Сцена из спектакля

Р. Л.