Ангел

Март глянул мутным взором на заходящее солнце: оно уже не слепило, погрузив свой остывающий диск в дымку над горизонтом. Загадочный лабиринт пропал, а может, так только казалось от того, что все тени слились в почти сплошную, но пока ещё прозрачную простыню, накрывшую татуированную линиями и спиралями шкуру спящей вечным сном старухи-пустыни. Скоро солнце окончательно исчезнет, и стремительно набирающие плотность сумерки омоют мёртвое тело всё целиком, оставив покойницу в тёмных водах ночи до утра.

«Старик сказал – к ночи. Ну, до полной темноты ещё есть время… Ладно, привал. Короткий отдых, и – финальный рывок».

Морок пустыни, способный незаметно погрузить путника в транс, тоже, по всей видимости, пропал вместе с колдовским лабиринтом, однако Март на всякий случай сложил из камней стрелу, указатель направления, и только потом уселся, привалившись спиной к нагретому за день солнцем валуну. Булькнула в торбе под боком фляга с водой. Март не глядя запустил руку в сумку – зашуршала бумага. Он покопался и вытащил на свет ворох разрозненных листов… Ах, да! Это же его альбом с набросками!

…Март перебирал и расправлял измятые страницы – путевые зарисовки, беглые и максимально точные в стремлении зафиксировать первое впечатление, ухватив самую суть. Часто сделанные на коленке, да и просто на ходу, они были своего рода стенограммой его блужданий по миру.

Пейзажи, архитектура, люди… Словно выступающие из тумана очертания фигур, позы и лица… Силуэты: неполный контур и лёгкая штриховка… Вот страница, заполненная вариациями женского профиля – в две-три линии (что-то зацепило его в этом лице, и Март всё рисовал и рисовал, пытаясь поймать постоянно ускользавший нюанс): здесь он решил подчеркнуть линию носа и губ, а здесь – усилить акцент на глазах, чуть затонировав тени у переносицы и возле век… Помнится, он так и не добился желаемого: каждый раз не хватало чего-то, самой малости… А этот рисунок сделан по дороге из Александрии в Каир: множество абстрактных линий – изящных, незавершённых, вызывающих неочевидные ассоциации с фрагментами контуров женского лица, рук, фигуры… Визуальный хаос на самом деле заключал в себе особый смысл: каждый след карандаша здесь являлся воплощённым на бумаге следом в памяти – впечатлением, отголоском, эхом… Эхом Её черт! Ну конечно, конечно Её! Чьих же ещё?! Только теперь Март ясно вспомнил, отчего он бросился очертя голову в пучину странствий и кого же, несмотря на собственную слепоту, всё это время искал! Март жадно всмотрелся в переплетение линий: этим неводом он когда-то задумал выловить в подсознании, вытащить на поверхность и облечь в вещественную форму облик строптивого видения. Он почти достиг своей цели тогда! И этот способ помог пробудить память о Ней сейчас. Но… кажется, не совсем – почти. Снова – «почти»… Март расправил ещё один лист – а вот и Она! То был мимолётный образ, всплывший внезапно и поразивший своей естественностью и простотой, – и (простодушный ловец!) Март решил было, что на этот раз он всё-таки поймал своего волшебного призрака, свой сон наяву!..

Март улыбался, хмурился, вздыхал: далеко не гладко протекал его квест, запечатлённый в дорожном альбоме. В конце концов Март прикрыл глаза, побуждая память извлечь из своего хранилища облик существа, странным образом смешавшего в его жизни сон и явь…

…– Отлично! Отлично! – потирал руки старик, и взгляд его горел, как тогда, в хижине, когда услышал он признание Марта об ангеле.

Самодовольная улыбка растягивала смуглую кожу, собирая вокруг себя морщины, как пенку на горячем молоке. В подвижном свете факела губы казались парой червяков, извивавшихся на сушёном фрукте.

– Никому не удавалось выдоить одной рукой сразу двух коз! Ха-ха! Никому, кроме меня, Абдулбаки – Чумного пса, сына Абдуррахмона-говновоза из Харисанги! Так! «Пограничный камень, которого не сдвинуть»? «Запор, которого не отомкнуть»? Ха-ха-ха! Я – смог! Я, подчинивший… подчинивший… Я…

Тут старика будто заклинило, лицо его задёргалось, а затем и вовсе перекосилось, преобразившись почти до неузнаваемости. И голос, совсем не похожий на порождение слабой сухой стариковской глотки, выдохнул с торжеством:

– Я! Ах-ха! Я, рождённый в минуту гнева одним из Одиннадцати отпрысков самой Повелительницы хаоса! Я, изгнанный, живший среди людей и умерший как человек! Я, вечно гонимый и презираемый, теперь обрету власть неимоверную! И подобное могущество окажется в руках отверженного впервые с тех самых времён, когда дерзкий Анзуд похитил величайшую реликвию! Ах-ха! Ключ к этой реликвии у меня в руках! Скоро и сама она станет моей! Скоро всё станет моим! И никогда больше ни один из Семерых не посмеет явиться за мною! Да хоть все Галла разом – всё равно не посмеют! Кишка тонка тронуть того, чьё имя будет иметь приставку «Эн»! Эн-Гаррах-гидим-Думу-зид-техом-Курнуги-таэа! Скоро мир будет повторять это имя с ужасом и подобострастием! Да пребудет оно в веках, и ни дух неба, ни дух земли не смогут заклясть его!