Ангел

Впрочем, если верить другу Чика, Джи Хуберу, тот мог выпить или съесть безо всяких для организма осложнений столько, сколько «хватило бы половине этой Африки на завтрак». При этом Чик жаловался не на тяготы этого «сафари», а на то, что «вода постоянно теплее мочи». В остальном Чик всех удивлял, будучи неожиданно выносливым и сильным для своей рыхлой формы.

— Скажите ещё спасибо, что он не взял с собой пива и солёных орешков, которых он может съесть и выпить наравне со слоном. При этом он ещё б умудрился облапошить при дележе и слона, сожрав и выпив заодно и его долю. После них мы бы вообще не отъезжали от каждого водопоя или случайной лужи неделями… — Снова народ покатывался от смеха, а Джи по-доброму посмеивался, наблюдая за тем, как толстяк в очередной раз прикладывается к канистре, сам коротко похохатывая от шуток друга.

Помогало не обижаться Чику на подкалывания и ещё одна его особенность — огромное до невозможности самомнение:

— Да пошёл ты, дохлый хвощ! Ты же мне просто завидуешь! Тоже мне — борец за права обездоленных слонов… Орешков он зажал, скупердяй хренов! — Добряку Чику трудно было испортить настроение. Поэтому он жил ровно и без потрясений, чем немало удивлял друзей. Что бы ни случилось, Чик Нортон никогда не унывал, не убивался и не нервничал. Он почти всегда улыбался и сохранял на лице выражение беззаботной флегматичности. Оттого и старел и седел, наверное, гораздо медленнее других своих друзей и ретивых, нервных сослуживцев, после размена третьего десятка словно обмакнувшихся головой в банку с известью. И, теребя мешки под глазами и складки залегающих морщин, начинавших со всё растущим интересом посматривать на рекламу клиник пластической хирургии лица…

Вот и сейчас он всё так же активно поправил мятую бандану, проверил рот на способность выдать долгожданный плевок, утёр сей рот рукой…

И, довольный собой, покатился к другому экипажу.

Смешно передвигая при этом толстыми ножками в коротеньких шортиках. Почти засеменил, переваливаясь и не расставаясь с канистрой воды, держа её пухлыми ладошками.

— Давайте двигайте, наверное, парни. Не ждите нас. Мы, видите ли, как выяснилось, дураки, мы сэкономили тут мал-мала на транспорте… — Чик отвесил потешный поклон, шаркнул ножкой. — Чего и вы с нами паритесь? Не помрём! Ночью, говорят там мне некоторые «специалисты», мы «нагоним». — Он обернулся при этих словах в сторону зевающего Рене. — Видимо, имея ввиду, что с наступлением прохлады они гуртом попросту впрягутся в эти «сани» и помчат меня с ветерком… А вы пока там номера и для нас тоже снимите, сервис подготовите там, — жрачки, срачки, девки чтоб нас уже ждали рачки-и-и… эх! — Чик с задорным гиканьем изобразил характерные движения руками и бёдрами. — Ну, чего смотрите? Давайте, дуйте отсюда, не майтесь тут с нами, дураками! Пошёл!!! — И с видом повелителя задорно шлёпнул мягкой ладонью по корпусу машины.

Там переглянулись, слегка пожали плечами. Двигатель «Ровера» взревел.

— Пошёл, пошёл!!!

Колёса с места вспороли песчаное тело дороги.

— Эй, эй!!! Воды, воды мне оставьте! Там напьётесь! — Опомнившийся Чик в панике заорал и закашлял, замахал ручками и кинулся, переваливаясь, за «вторым». Уже отъезжающий было и разгонявшийся джип резко тормознул, выбросив в лицо Чика облако удушливой пыли и выхлопа.

…Когда машина, из которой Чику передали три канистры с водой, почти весь наличный запас, рванула с места, все снова грохнули смехом, потому как Нортон так и остался стоять на месте с дико запылённой физиономией. На которой едва-едва блестели и растерянно моргали спрятавшиеся глубоко в щеках запорошенные свинячьи пуговки-глаза.

Потому, как теперь перед Чиком остро стояла очередная дилемма — потратить драгоценную влагу на умывание и чистку, или же оставить её на требования прожорливой жажды?! Чик недоумённо посматривал на сваленные кучей канистры и свою усыпанную пылью тушу, что-то тщательно прикидывая. В конце концов, он нашёл для себя идеальный компромисс, бодро растирая по красной морде и шее пыль абсолютно сухим платком, Чик одновременно с наслаждением припал к горлышку канистры. Затем, широко расставляя руки и осторожно переступая через россыпи камней коротенькими ножками в сандалиях и гетрах, с важностью генерала протопал в тень от машины. Нимало не смущаясь озорными взглядами товарищей, он неловко упал на ягодицы, пытаясь присесть. Потом поёрзал, улёгся на свою широкую спину, положив предварительно сопровождавшую его всюду верную канистру под голову, прикрыл лицо куцей панамой и собрался, как он выразился, «во сне не спеша пождать ночь»…

…Приборная панель патрульного истребителя мигала и уютно горела разноцветными огоньками. За стеклом колпака была непроглядная полярная ночь. Пилот сверился с показаниями датчиков высоты и курса, оторвав для этого взор от проплывающей внизу панорамы серо-белого ледового покрывала буквально лишь на несколько секунд.