Ангел

При этих словах его глаза разгорелись тем пламенем, что выдаёт безумную страсть их владельца ко всему стреляющему, особенно если оно при этом ещё и необычно, роскошно и мощно по действию, по своей поражающей способности. Кровожадное любопытство неудовлетворённого желания стрелять при каждом удобном случае. Ради разрешения спора, ради утверждения собственных амбиций, за недостатком иных аргументов… Да просто ради самой возможности нажимать на курок, слушая грохочущую музыку пороховых децибел… Это сродни частому сожалению индивида о его рождении «не в то время», брюзжанием и вздохами о котором он умудряется достать всех. Не во время героических эпопей и эпох завоеваний, мол, я родился… Какая жалость!

Я усмехнулся.

Современный человек, да как и люди во все остальные времена — все они предполагают сходу, что некто, путешествующий в одиночку, не таскает с собою лыж или валторну в чехле, чтобы пиликать на ней в минуты душевного подъёма на привалах. Тем более человек, выглядящий, как воин. Спутать меня со странствующим монахом было невозможно при всём желании. В своём одеянии, при своих размерах и физической форме я выглядел именно как воин. А потому предположить, что в чехле лежит именно оружие, было делом элементарной логики.

— Ты поверишь, если я скажу, что в душе являюсь финским лесорубом, а в чехле — мой фирменный и любимый колун?

Лицо Джи обиженно вытянулось, а Чик засмеялся негромко, словно оценив, как его друга надели на кол уязвлённого самолюбия.

— Да, Джим, это оружие. Ты прав. Но я им доселе ни разу не пользовался. И пока даже не могу предположить, зачем оно мне придано. Потому как угрожать им — угрожал, но ни разу не пустил его в ход. Словно что-то не даёт мне сделать этого. Не даёт осквернить его, что ли… Будто предназначено оно для чего-то особенного, ради чего стоить поберечь, не распылять бездарно его силу. Это тоже одна из загадок, что для меня самого крайне интересно разрешить…

— …Там топор. Скорее, даже секира. Обоюдоострая, страшная и огромная, как межконтинентальная ракета. — Сказавший это Нортон, внезапно перестав смеяться, смотрел на меня очень серьёзно и внимательно. Казалось, его взгляд буравил меня с целью во что бы то ни стало выяснить верность собственной догадки.

— Я знаю, кто Вы, чужак… Я знаю, как по-настоящему тебя зовут. Вы — Аолитт. — При этих словах я поперхнулся чаем, а толстяк продолжал как-то грустно, но очень уж уверенно:

— Вы были когда-то предсказаны, Ангел. Предсказаны нам, тупому и недалёкому человечеству, что как всегда, не пожелало усмотреть в пророчествах знающих собственную горестную судьбу. Не пожелало, потому как свинья звёзд не видит… — Чик уныло хмыкнул себе в нос. — Мы не любим читать, не любим думать, не любим искать аналогий и ненавидим делать из них выводы. Если только они не касаются завтрашней денежной выгоды. Но Вас предсказала сперва Библия, потом — так называемые «свитки Мёртвого моря», а потом… — маклер порылся в памяти, — да, точно! Его звали фон Сирвенгом. Несуществующий нигде, ни в каких анналах, писатель — фантаст и предсказатель-тень. Вы очень точно там описаны, я теперь это вижу. Скажите, энергетические пули… — они при Вас?

Чик глянул на меня так, словно пытался вывести меня на чистую воду, уличить во лжи, в каком-то шарлатанстве. А с другой стороны, его глаза отчаянно молили меня о том, чтобы я это сказал…

— Пули? — я был немного удивлён. Как тем, что моё появление на планете, моё второе «рождение» не было столь уж неожиданным, а было чуть ли не ожидаемым событием для небольшой массы тех, кто читал этого самого Сирвенга. Так и тем, что у меня спрашивали некие «пули».

— Чик, я не имею никакого огнестрельного оружия. А уж тем более патронов к нему. В ваше время имеются прообразы энергетического вооружения? — Мой тон не оставлял сомнений в том, что я слышу о таком впервые. Чик ожесточённо потряс головою. Значит, нет. Нет такого оружия. Уж кто-кто, а этот миляга с глазами всезнающего ленивца должен был располагать такой информацией. Внезапно меня осенило:

— Погоди. У меня есть кое-какие вещи, обладающие страшной мощью, — с этими словами я распахнул полу плаща, словно стародавний торговец дефицитом на «блошином» рынке, и ненадолго явил их взорам пенал с рядком лежащими в нём девятью предметами, — и если это ты сможешь назвать пулями, тогда да, — я их имею…

Даже при мимолётном взгляде на мой «патронташ», так небрежно, словно окорок в мясном отделе, расположившийся на моих чреслах, Нортон мгновенно побелел, как полотно, и даже слегка качнулся назад, словно его «повело» от дурноты…

— Спаси нас всех, Господи… Это действительно правда… — только и прошептали его бескровные губы. — Вы Алиотт, Высокий…, и в этом нет никаких, никаких сомнений…

Он как-то торжественно и неспешно привстал, сопровождаемый удивлёнными глазами товарищей, и произнёс дрожащим и срывающимся голосом, будто лицезрел одну из главных святынь Вселенной: