Ангел

…На далёких аэродромах и на немногих оставшихся в распоряжении людских армий стратегических пусковых установках вспыхнула живительная искра. Которую ждали, затаив дыхание. Объявленная накануне в войсках всех стран "готовность номер один" завершилась отмашкой. Спешно формировались пакеты целей, велось координирование действий с новыми союзниками. Отлаживались системы взаимодействия, уточнялись и утрясались сотни и тысячи всевозможных попутных вопросов. Армия военных переводчиков и диспетчеров, командующих наземным, морским и воздушным флотом наций торопились на согласование совместных действий. Впервые подготовка полномасштабных наступательных действий велась в таких условиях и с такой скоростью. Но даже и сейчас, — и тем более сейчас, когда вся суета касалась не совместных учений, что готовятся месяцами, — боевым подразделениям стран требовалось не менее двух-трёх дней на подготовку. Ошибка любого звена могла стать роковой для всей операции. Дезорганизованная первыми неудачами, но приободрённая решимостью своих правительств, военная машина истерзанной планеты наконец-таки, со скрипом и судорогами, но пришла в организованное движение…

Глава XI

…Кажется, я задремал так крепко, что лишь громкий стук и истошные крики, перекрывшие отдалённую монотонность рабочего шума в находящемся за несколькими стенами убежище, заставили меня открыть глаза. Привалившись спиною к тёплой стене возле всё так же исправно горящей печурки, куда чьи-то заботливые руки подкинули дров, я уснул в самом первом помещении, куда и свалил по-тихому, когда меня стала напрягать царящая в бункере излишняя суета и вонь. Нортон как-то незаметно отпочковался, и вероятно, предавался сейчас сопливому самобичеванию в каком-нибудь закутке. А может, он давно позабыл об этом и вовсю помогал местным? Не знаю. В любом случае он от меня отстал, и я остался абсолютно один, что устраивало меня как нельзя более. И только сейчас, когда в подвал через настежь распахнутые двери ворвался морозный воздух, а в темноте замелькали едва подсвеченные пламенем топки силуэты, я соизволил прислушаться к разбудившим меня воплям. Кричали на несколько голосов, и сквозь эту какофонию я смог уловить лишь состояние общей паники, в которой несколько раз послышалось слово «пришельцы». Кто-то почти требовательно потряс меня за плечо. Вглядевшись спросонок, я понял, что передо мною стоят Яцек и Хубер. Лица их были перекошены от смеси усталости и испуга. Бросавший на них отсветы пламени зев древней, как сама мёрзнущая нынче Прага, «буржуйки» заставлял их черты плясать причудливою игрой света и тени. Чуть в стороне жадно глотали воду из ведра либо без сил повалились у стен на корточки ещё трое.

— Аолитт, умоляю Вас, проснитесь! Беда! — Руки и лицо Джимми были влажны от брызг крови, разбавленных до состояния розоватой капели вкраплениями вод талого снега. И они дрожали. От избытка адреналина, от непосильных нагрузок, от страха. Я рывком встал со своего насиженного места. Нетвёрдо стоящий на ногах прямо напротив меня солдат прикладывал красную тряпицу к непокрытой голове, правую сторону которой почти сплошь покрывала полузасохшая корка матово блестевшей крови.

— Где Карл, где Роек, Рене? Где остальные? — скорость задаваемых мною вопросов превосходила возможности для ответов запыхавшихся от бега и с трудом переводивших дух людей. Людей, вышедших недавно из боя. О чём можно было судить по терпкому запаху свежей пороховой гари, исходившей от их парящей влагой одежды.

Яцек с трудом сглотнул воздух, распиравший его лёгкие, отнял от виска импровизированный тампон и прохрипел:

— Здесь, перед Вами…, все, кто выжил…

Я вопросительно посмотрел на Ковбоя. Тот подавленно кивнул:

— Нет больше ни Карла, ни Рене… Яцек вот ранен, — по счастью, касательное. И сюда идут они, — пришельцы… — Последние слова Джи выговорил голосом придушенного хорьком петушка. Его и без того далеко не маленькие глаза сейчас представляли из себя два огромных блюдца, в которых перед огнём бился в истерике первобытный ужас.

…Где-то далеко лопнула струна, наполняя атмосферу ураганами неистовых энергий. Словно уменьшившийся, сильно сжавшийся в размерах, мир отпрыгнул от моих ног с резвостью резинового мячика, гневно брошенного чей-то опытной рукой.

— Где… — Мне самому казался чужим мой голос, будто заунывно трубивший в дымоходах среди стылого хаоса тоскливой ночи. Ковбой отшатнулся, запнувшись и едва не упав при этом, как будто ему сзади подставили подножку. И уставился на меня ещё более испуганными глазищами. Казалось, что они сейчас выскочат из орбит и с треском врежутся в закопчённые и жирные, — от трущихся о них грязной одежды людей, — бока стен. Его рука потянулась к выходу, в так и оставленный раскрытым проём которого сердито и настойчиво, хлопая дверьми, бились теперь пенные клубы колючей позёмки.