Ангел

Гриффин... Прошло уже больше полутора лет с тех пор, как они были вместе. Последний раз, наверное, был в Майами в пляжном домике его родителей. Тогда, она солгала Уесли, сказав, что должна быть на презентации книги в другом книжном магазинчике, хотя все, чего ей хотелось в тот момент, так это сбежать от неодобрительных взглядов ее соседа на парочку дней, чтобы заняться нескончаемым извращенным и грязным сексом. Ее желание исполнилось. Она, скорее всего, продолжала бы видеться с Гриффином и после возвращения к Сорену, но даже терпение Сорена не было бесконечным, когда дело касалось молодого и частенько нахального Гриффина Фиске. Для Сорена садо-мазохизм был таким же нужным, как вода или воздух – чтобы продолжать существовать. Для Гриффина же садо-мазохизм был игрой, в которую он игрался так часто, насколько это вообще было возможно для человека.

Нора вспомнила свою последнюю ночь с Гриффином в пляжном домике. Они отправились в клуб и привели домой какого-то безумно горячего португальского парня по имени Матео или Матеус... как-то так. Его интересовали би-отношения, и к своему двадцать первому году он все еще никогда не был с другим парнем и не занимался извращенным сексом. Сначала Нора поимела его, следующим был Гриффин. А затем они трахали его вместе. На следующее утро парень упал на колени, умоляя взять его с ними в Нью-Йорк.

Внезапно, Нора поймала себя на том, что ухмыляется, как идиотка. Они с Гриффином были замечательной командой.

Заведя двигатель, Нора поставила песни BeastieBoys, вырулила с парковки и нажала на газ.

К черту живописный маршрут.

* * *

Не важно, где бы он ни засыпал накануне – на диване в гостиной, на маленькой кровати в бабушкином доме, или на своей кровати в доме мамы – ему всегда казалось, что он снова лежит на больничной койке, стоило только открыть глаза.

Микаэль помнил сухость во рту, когда он, наконец, проснулся, помнил, что его губы ощущались, словно листы наждачной бумаги. В носу была трубка, и провода обвивали его руки. Он боялся пошевелить руками, боялся, что они откажутся двигаться.

Парень открыл глаза и мучительно заморгал. Возле окна больничной палаты стоял человек в черном и смотрел вниз на вертолетную площадку. Была глубокая ночь, и единственный свет в комнате исходил от системы жизнеобеспечения, пищащей и жужжащей в темноте.

- Отец С?

Чтобы прохрипеть это, Микаэлю пришлось собрать все свои силы.

Его священник отвернулся от окна и подошел к кровати. Глядя на Микаэля сверху вниз, он улыбался, и в его улыбке парень мог видеть только прощение.

- Твоя мать здесь, Микаэль, - голос священника был таким же тихим, как и окружившая их ночь. – Сейчас она с твоим отцом и доктором. Мне ее позвать?

Микаэль покачал головой. Он не был готов увидеть свою семью, не был уверен, что вообще когда-нибудь сможет посмотреть на них. 

- Я…, - начал он и немного закашлялся. - Я попаду в ад?

Отец С протянул руку и положил ее на лоб Микаэля.

- Нет, - сказал он так просто и с такой убежденностью в голосе, что парень сразу же ему поверил.

Микаэль смотрел на лицо священника. Он восхищался Отцом С с того самого момента, как его семья начала посещать Пресвятое Сердце. Он все бы отдал, чтобы обладать его уверенностью и спокойствием.

- Я буду жить?

Микаэль едва мог слышать собственный голос.

- Да, будешь. Слава Богу.

Микаэль услышал тень страха, притаившуюся за облегчением в голосе священника. Он никогда не мог и подумать, что Отец С чего-то боится. Даже в кромешной темноте парень мог видеть пятно красного на белом воротничке священника. Это была кровь Микаэля. 

- Некоторое время ты будешь чувствовать онемение в руках, но все ощущения со временем вернутся. Ты потерял много крови, и будешь чувствовать усталость несколько недель после поправки. Боюсь, некоторое время ты будешь под присмотром врачей. Я попросил твою семью, чтобы они разрешили мне лечить тебя вместо того, чтобы отправить к обычному психиатру. И прямо сейчас они обсуждают это с твоим доктором.

- Не думаю, что вы сможете мне помочь.

Отец С посмотрел на него сверху вниз и медленно вздохнул.

- Твоя мать рассказала мне о фотографиях, которые нашел твой отец несколько месяцев тому, а также о порезах и ожогах.

Микаэль не покраснел от стыда лишь только потому, что и так потерял много крови.

- Мой отец думает, что я болен. Он бросил маму, потому что они продолжали ссориться из-за меня. Я тоже думаю, что я болен. Мне нравятся плохие вещи. Я не знаю, почему. - Он замолчал и снова закашлялся. - Я не знаю, что я такое.

Отец С смотрел на него с минуту и ​​парень чувствовал, как тот взвешивает все за и против в своей голове. Наверное, он прошел этот тест, потому что Отец С присел на край кровати и начал говорить о том, что Микаэль никогда и не надеялся  услышать от Отца Маркуса Стернса.

- Микаэль, будучи священником, каждую неделю я выслушиваю сотни исповедей от прихожан. Но сейчас, если ты позволишь, я позволю тебе услышать мою собственную исповедь. И имей в виду, она будет долгой и наверняка тебя шокирует.

- Ваша исповедь?

Микаэлю казалось, словно в горле застрял комок сухой ваты.