Ангел Бездны

— Но не забывайте, у вас мало времени, — пришпорила их Глава Киевских ведьм.

— Скоро Киев накроет туман… А к вам слетятся гости.

— Примерно так? — Мир Красавицкий уже сидел за компьютером, изучая одну из многочисленных интернет-галерей с работами Котарбинского.

На экране пред ним стоял снимок черно-белой дореволюционной открытки. Из забытого, заросшего цветами могильного холмика вылетал чей-то грустный крылатый дух. Возможно, как раз для того, чтоб заглянуть к своим на Деды́…

* * *

«Интересно, имеют ли бриллианты душу? И если да, какая душа живет в них? Столь же прекрасная, как они сами? Или в каждом бриллианте, словно в окаменевшем бездонном озере, прячется Черт. Или сам Дьявол. Иначе как объяснить странную и непреодолимую страсть людей к небольшим сгусткам углерода. Как объяснить, что ради них век за веком предают, лгут, убивают? Как объяснить, что я не могу не думать о них?.. Как же мне заполучить эти чертовы серьги?!»

Катерина недовольно повертела затекшей шеей и вернулась в прежнюю позу — быть натурщицей оказалось совсем нелегко.

— Чудесно… Прекрасно… — Вильгельм Котарбинский с удовольствием посмотрел на сотворенный набросок. — Признаться, я люблю эти серые дни… В такие дни как никогда понимаешь, что ничего невозможного нет. Все возможно. Все совершенно. И почти все в мире так прекрасно, непознанно… И вокруг нас даже не мир, а миры. Просто одни из них видимы, а иные не видимы. Одни — бесконечно велики, а другие — бесконечно малы. И кто знает, возможно, существует другая планетная система, подобная Солнечной, но размером с мизинец моей левой руки. А в этой малой системе планет тоже есть Земля, на Земле — Киев, в Киеве — Владимирский храм, а в нем сидят, вот в эту минуту, Котарбинский, Сведомский и Васнецов? Мы сидим там сейчас и пишем картины… Ибо все существует в одночасье. Ведь так? — окунул он ее в радостную голубизну своих глаз.

— Вполне возможно, — сказала Катя.

И подумала: «Странными же речами он развлекает заказчиц. Впрочем, не такими уж странными для художника фантастического жанра и романтического склада ума. Ему положено быть странным…»

Маша рассказывала: Врубель тоже был странным — мазал нос зеленой краской, бродил по Киеву в ренессансном костюме. Но для Врубеля творчество стало темным провалом, приведшим его в сумасшедший дом. В Котарбинском же больше всего Катю поражало, как он буквально излучает вокруг себя радость творчества — казалось, из него исходит незримый свет, сделавший неубранную комнату с серым дождем за окном радостно-солнечной.

— Прекрасно. Да, это прекрасно… — Он отошел от мольберта на пару шагов, затем взял лист картона и приблизил к глазам. — А вы совсем не похожи на мать…

— Что?! — потрясенно выдохнула Катя. Ее окатило разом и жаром, и холодом. — Вы знали мою мать? Но откуда?.. Когда?..

Ответом был громкий топот. Незапертая дверь распахнулась — в номер влетел мальчишка в картузе.

— Вильгельм Александрович… Беда… беда у нас… Ася скончалась!!! — отчаянно заголосил он.

— Как же?.. Когда? — Руки художника опустились, глаза неуверенно погасли. — Я же только сегодня… нынче утром был… и она… Как же возможно?..

— Умерла, умерла, — в отчаянии подтвердил пацаненок. — Авдотья Васильевна за вами послала… Помощь нужна. Вы обещались…

— Да… я бегу… Ах, как жаль… Как мне жаль… — Художник обратил взор к Катерине. — Умоляю простить. Возможно, в следующий раз… Если вы снова придете…

— Простите, вы сказали про мою мать?..

— Приходите обе. — Он не слышал ее. Глаза, секунду тому бывшие светлыми, потемнели, лицо закоченело от страха.

— Я приду, — пообещала Катя. — Когда вам удобно?

— Завтра… если вам будет угодно… простите…

— Я все понимаю, — в этом Катя заверила уже совершенно пустую комнату.

Художник исчез из номера вслед за мальчишкой в картузе. Кажется, в смятении чувств Котарбинский так и не выпустил из рук набросок ее портрета — мольберт, за которым он работал, был пуст.

— Вы слышали? Он ушел… — окликнула Катя натурщицу в спальне.

Та не ответила. Катерина заглянула во вторую — смежную — комнату. У стены стояла неубранная кровать со смятой постелью. На прикроватном столике был рассыпан табак… Никакой модели здесь не было. Не сдержавшись, Катерина нагнулась и заглянула под кровать — пусто. Теоретически девица могла сбежать через окно — но плотно закрытые рамы и третий этаж делали версию маловероятной.

Чье же милое личико он расхваливал? Она явственно слышала это! И посреди комнаты стоял мольберт — на нем Катя увидела быстрый карандашный набросок девушки с арфой. Дображанская взяла его в руки и тут же отбросила, забыла о нем… Под изображеньем арфистки лежал еще один лист с другим рисунком — хорошо знакомый Катерине сюжет «В тихую ночь»: душа девушки в объятиях темнокудрого ангела.

И все же рисунок существенно отличался от приобретенного ею на аукционе.

— Не может быть!.. — вскрикнула Катя.

* * *