Ангел бездны

Они медленно продвигались по пересеченной местности, заросшей густой агрессивной растительностью. Несколько раз им попадались тропинки для мулов, которые никуда не вели. Яростный ливень скрыл от них берег, единственный их ориентир. Наконец они добрались до деревни, притулившейся к склону холма. Они надеялись найти харчевню или какое-нибудь другое место, чтобы согреться и поесть, но, подойдя ближе, увидели, что здесь не осталось ни одного целого дома – только груды камней и почерневшие балки валялись в проулках. А также тела, вернее, скелеты в лохмотьях, частично заросшие травой. И еще ржавый остов грузовика, из которого прорастали колючие кусты.

– Такое впечатление, что легионы уничтожили в этом краю все, – проворчал Мурад. – Думаю, никто из албанских мусульман не избег подобной участи.

– Не могли же они истребить всех, – возразил Тарик.

– Что такое три-четыре миллиона мусульман для архангела Михаила?

– Но страна не может существовать без населения.

– Албанские земли были розданы добрым христианам. В любом случае, нам придется рассчитывать только на себя, чтобы выбраться из этого дерьма.

До самого заката они шли не останавливаясь на восток, ориентируясь по солнцу, которое иногда, между двумя ливнями, показывалось среди облаков. Они обогнули небольшой городок, также лежавший в руинах и заросший растительностью. На пути им встречались только потревоженные их появлением животные – кабаны, олени, одичавшие коровы и бараны.

Пиба терзали голод и жажда. Он почти жалел, что согласился на этот предложенный Стеф средиземноморский «круиз». Хотя на траулере было совсем неплохо, несмотря на постоянный мерзкий запах рыбы, – там можно было отдохнуть, и какая-то еда перепадала. Сейчас он оказался в проклятом саду – в краю, где людям больше не было места. Полная противоположность Эдему. Он дрожал от холода в своей все еще влажной одежде. Он даже не смел достать пистолет, чтобы свалить какого-нибудь зверя, как посоветовал ему старший из беженцев. Он боялся потревожить те неприкаянные души, которые бродили среди пепелищ. Иногда ему чудилось, будто к нему прикасаются умоляющие руки. Он спрашивал себя, не падет ли заклятие и на него, не утянут ли его в царство духов. Можно было защищаться против негодяя-капитана, нельзя – против мира невидимого.

Стеф сорвала свою повязку и отбросила прочь. Рана на лбу и подбритые волосы не обезобразили ее, напротив, лишь подчеркнули почти ирреальную прелесть черт. Вымокшее от дождя платье, которое она кое-как заштопала с помощью ниток из рыболовных сетей, облепило тело. Сквозь прорехи виднелись трусики и живот. Ей надо было срочно переодеться, чтобы выдержать холод и промозглую, почти неестественную сырость, воцарившуюся на этом громадном кладбище, быть может, следовало поискать теплые вещи в каких-нибудь развалинах. От атлантического побережья до восточных окраин Европа являла собой удручающее зрелище руин и скорби. Ее историческая западная основа не так пострадала, как Албания и земли, где проходил Восточный фронт, но, если никто не остановит архангела Михаила с его разрушительным огнем, Франция, Германия, Италия, Испания, Великобритания, Северные страны, в свою очередь, будут обращены в пепел.

Если никто не остановит архангела Михаила…

Пиб метнул недоверчивый взгляд на Стеф, шагавшую рядом с ним. Застыл на месте, пораженный внезапной ошеломительной догадкой.

Господи Боже, да ведь эта девчонка задумала нелепый, сумасшедший план избавить мир от архангела Михаила, самого загадочного и самого недоступного человека Европы.

Первых живых людей они встретили в нескольких километрах от города Гжирокастёра, согласно указателю.

– Это к северу от Сарандё, – сказал Мустафа, – мы выбрали неверное направление.

Встречу нельзя было назвать удачной, поскольку им пришлось убивать. Это был польский фермер, которому европейское правительство, как объяснил он по-немецки, пока до него не дошло, что перед ним усамы, выделило несколько сотен гектаров доброй албанской земли. От средиземноморского климата не отказываются, особенно если за плечами сорок польских зим, хотя летом здесь теперь не так сухо и жарко, как в прежние времена – Мустафа переводил остальным на французский.