Ангел беЗпечальный

Он попросил случившегося быть рядом Наума прикрыть его одеялом. Тот скользнул по нему взглядом, печально вздохнул своим неизбывным: «Слава Богу за все!» — и исполнил просьбу. Потом принес горячего чаю…

Борис Глебович, сидя на кровати, отогревался, однако отдалившееся внешнее не приближалось; он видел вокруг себя знакомых, ставших дорогими ему людей, но словно сквозь лишь отчасти прозрачное стекло. Вот мелькнуло рядом лицо Вассы Парамоновны, и он, как ни силился, не сумел разглядеть ее глаз — только, как показалось ему, застывшую на лице печать удивления … Стряхивая с зонта дождь и грозу, в Сенат взметнул свое легкое тело Антон Свиридович Книгочеев, и опять Борис Глебович увидел только его силуэт, и если бы не знакомый голос, то, наверное, не узнал бы… В душу его вполз страх. «Что это? Смерть? Конец? Но почему? За что? Не хочу…» Он искал нужные слова, пытаясь их выстроить в некий спасительный порядок, но все, что он выстраивал, разлеталось в клочья, превращалось в жутко-черный дым, из которого на него скалилась кривляющаяся физиономия Гоминоидова…

— Все хорошо, успокойся, — это Наум ласково гладил его по голове. — Ты опять забыл своего Ангела — позови его.

— Да, — неслышно прошептал Борис Глебович, — Ангеле Божий, помоги мне…

— Все правильно, вот теперь все правильно. Больше они тебя не будут безпокоить. Слава Богу за все…

Борис Глебович вдруг увидел глаза Наума. Сейчас они потемнели, словно поглотили в себя грозу и весь окружающий мрак…

— Видишь, все и впрямь хорошо, — Наум смотрел на него пристально и серьезно, — но не давай себе слабины: у тебя сегодня, быть может, самый важный день.

— Потому что я был в храме? Потому что я сейчас едва не умер? — Борис Глебович пытался прочесть ответ в глазах Наума. — Теперь я не умру?

Но тот отвел взгляд в сторону и еще раз успокоил:

— Все будет хорошо…

— Да уж, любезные мои друзья, хляби небесные сегодня как есть разверзлись, — Антон Свиридович, теперь ясный и отчетливый для проснувшегося зрения Бориса Глебовича, довольно потирал ладошки. — Воистину устрашаешься Суда Божия, который так же внезапно придет на наши худые головы. Рухнут тогда и банки, и дворцы, и крепостные стены, и все, кто в чем есть, — не важно: гол ли, бос ли — призовутся на суд. И мертвые восстанут…

— Так твоя хибарка книжная первая и рухнет, — съязвил Мокий Аксенович, — и тебя, как червя, подавит.

— Может быть, и первая, а может быть, и нет, — загадочно закатил глаза Антон Свиридович: он совсем не обиделся на выпад стоматолога — напротив, даже повеселел. — Я, быть может, у отца Павсикакия буду в этот момент, а уж с ним-то не пропадешь.

— Да что он тебя, броней закроет? — не унимался Мокий Аксенович. — Носитесь вы со своим попом, как с писаной торбой. Фарисеи они и лицемеры…

— Бедный вы человечек, Мокий Аксенович! — Антон Свиридович сдвинул очки на кончик носа и поверх них участливо взглянул на стоматолога. — Вот записали вы себя в атеисты и мизантропы, и никак вам, бедному, с этой стежки-дорожки не свернуть! Жизнь вам об обратном свидетельствует, к обратному призывает, а вы цинизмом да хулой, аки щитом, от правды-то жизненной прикрываетесь. Ох, и горько вам будет в конце пути вашего! Ох, горько! Бедный вы наш!

— Да чем это я бедный? — вскипел Мокий Аксенович. — Достали вы меня! Чем это я хуже других? Все мы в этот домик, хи-хи, не от большого ума угодили — у нас тут дурень на дурне и дурнем погоняет! А у меня, кстати, высшее медицинское…

— Тише, коллеги, — предупредил назревающий скандал Анисим Иванович и попридержал Савелия Софроньевича, пробирающегося к стоматологу явно с недобрыми намерениями. — Я объявляю ключевой момент сегодняшнего вечера. Честь имею представить вам свой первый художественный опыт, по крайней мере, публичный. Это драма в трех частях. Называется она «Огонь и тьма». И сейчас перед вами я попробую ее инсценировать. Сам, в единственном числе, так сказать, от имени всех действующих лиц. Заранее прошу прощения за все возможные погрешности. Да, еще вот что необходимо прояснить, — он указал рукой в сторону Книгочеева: — идея драмы принадлежит Антону Свиридовичу, он же является редактором текста и отчасти режиссером. Не безпокойтесь, много времени я у вас не отниму. Потом будут обещанные танцы. Итак: «Огонь и тьма», драма в трех частях.

 «Часть первая

Действующие лица: Тот, кто предлагает записываться, и Претендент на запись».

Анисим Иванович вышел в центр комнаты, поднял левую руку до уровня глаз и, словно читая с ладони, начал:

 « — Мне кажется, вам надо записаться.

— Вы думаете, записаться надо мне? И это непременно? Но зачем?

— Все это делают: идут записываться, норовят пролезть вперед других. А вдруг не хватит? — так думают с опаской. И в этом, уверяю, есть резон.

— Что ж, ваши аргументы убеждают. Действительно, записываться надо поспешить.

— А я что говорил? Спешите и записывайтесь! Впрочем, можно не спешить. У нас еще пока бумаги много.

Претендент (бормочет про себя):