Ангел беЗпечальный

Борис Глебович внимательно рассматривал нового начальника. Сходство с бульдогом бабка Агафья уловила, пожалуй, верно! Но если точнее — это было не живое сходство, а некая инсталляция… Или перформация? Борис Глебович путался в этих появившихся недавно терминах, да и бульварная пресса, где черпал он свои знания о новом искусстве, скорее всего, тоже доподлинно ничего не знала. Ну, это вроде того, как изобразить нечто живое или мысль о нем из скудного подручного материала: палочек, гвоздей, старых тряпок и кастрюль… Жбанов и походил более не на живого бульдога, а на его псевдоподобие, сооруженное при помощи двух взгроможденных друг на друга чугунных котлов, оснащенных снизу и по бокам толстыми деревянными чурбанами… Чем они там питались, чтобы нарастить столько мяса? Борис Глебович попытался вспомнить — ведь и про этих самых культуристов не раз читал. Анаболики! Лысая голова Жбанова из-за чудовищно раздутых плеч выглядела этаким наперстком на яблоке. На первый взгляд, в такой едва ли две горсти фасоли уместятся. Но ведь есть же у него думательный аппарат? Значит… Борис Глебович развлекался, но самые мрачные предчувствия наползали и наползали, так что становилось не до смеха. Он еще успел подумать, что, быть может, центр управления размещается у Жбанова где-то посредине, между крайними — верхней и нижней — точками тела… или даже чуть ниже? Но тут поймал на себе тяжелый, как стенобитное орудие, взгляд маленьких жбановских глазок и осекся…

Иван Иванович Жбанов неспешно осмотрел сенатовцев и заговорил. Голос его выползал из глубины гудящей, как трансформаторная будка, утробы. Казалось, слова у него отделялись друг от друга воздушными пробками и пробивались на поверхность толчками, с мучительными затруднениями.

— Я креа… — продолжая утробно гудеть, Жбанов застыл, положив свой неподъемный взгляд на Мокия Аксеновича (тот даже присел, по крайней мере, сжался до предела возможностей), — короче, директор фирмы «Plague and Corporation», — английские слова Жбанов проговаривал медленно и отчетливо, словно читал их на посеревшем лице стоматолога. — Это все теперь конкретно наше. Вы тоже. Что было раньше, можете забыть. Если есть, кто ломом подпоясан, будем конкретно ставить на четыре кости. Я конкретно выражаюсь?

— Да-да, Иван Иванович! — жизнерадостно чирикнула Киваева. — Всем все понятно! Позвольте, я зачитаю креативный план развития нашего профилактория?

— Валяй, — Жбанов вильнул верхним котлом своего туловища, и его руки, как два шланга ассенизационного агрегата, всколыхнулись и задвигались вперед-назад.

Похоже, в среде Ивана Ивановича Жбанова эти движения имели какое-то символическое значение — обозначение своей мощи? утверждение авторитета? Как бы то ни было, но сенатовцы почувствовали угрозу и затаились.

— Что он такое сейчас говорил? — прошептала на ухо Борису Глебовичу Аделаида Тихомировна. — Я, простите, ничего не поняла!

— Ничего хорошего, — так же шепотом ответил Борис Глебович.

К неожиданностям им, конечно, было не привыкать, но эта уж очень походила на катаклизм, стихийное бедствие, всемирный потоп… Борису Глебович уже не утруждал себя поиском сравнений — его давили предчувствия того, что самое страшное случится именно сейчас, в сей момент. Сердце зашлось такой невыносимой болью, что он стиснул зубы и постарался не дышать. А признаки начала катастрофы себя все не обнаруживали… Жбанов, согнув по бокам бубликами руки, стыл в позе циркового борца, трое его деревянных солдат лениво двигали челюстями, а Вероника Карловна ворошила бумаги. Наконец нашла.

— Вот, — клюнула она носом нужный листок, — вот: старики-иждивенцы, проживающие на территории базы отдыха «Фортуна», в целях оптимизации материально-финансового снабжения командируются в города Северо-Западного региона в целях сбора пожертвований (в скобках — подаяния), — Вероника Карловна на секунду оторвалась от чтения и пояснила: — Здесь так и написано в скобках: «подаяния».

— То есть нам предлагается нищенствовать? — ровным голосом поинтересовался Анисим Иванович (Борису Глебовичу показалось, что он едва сдерживает смех). — А спецодежду нам выдадут: рваные фуфайки, повязки на глаза, костыли, ну и все прочее?

— Все прочее будет! — прогудел Жбанов. — А костыли… Это ты верно подметил, дед, — безногие были бы в тему.

— Ох! — Мокий Аксенович схватился за сердце, и если бы его не подхватил стоящий рядом Савелий Софроньевич — непременно упал бы.

— А не пошли бы вы… — с истеричным хохотом выкрикнул вдруг Анисим Иванович. — Клоуны! Это ж надо такое сочинить! В целях оптимизации командируются на паперть! Да вы что, сбрендили вконец? Идиоты!

— Ты базар шлифуй, в натуре, — Жбанов оттопырил нижнюю губу, обнажив желтые фиксы. — У нас с махновцами разговор короткий. Кто по безпределу идет, тому конкретно бошки отрываем.

— Они не убьют Анечку? — опять шепотом спросила Аделаида Тихомировна. — Он такой смелый!

— Пусть только попробуют! — буркнул Борис Глебович. Он совсем не был уверен в себе — просто испытывал свое сердце: выдюжит ли, не откажет?