Ангел боли

Люк насупился, явно полагая, что заслуживает более полного объяснения, но Стерлинг не был уверен, что сможет что-то объяснить, и удовлетворился тем, чтобы его указания были исполнены. Спустя одну-две секунды гримаса на лице слуги сменилась более спокойным выражением. Стерлинг замечал это выражение раньше, на кладбище Чарнли-Холла, и снова задумался, что оно обозначает. Несмотря на то, что он был необразованным человеком, Люк всегда выглядел убежденным, будто он знает не хуже других, что за таинственные события происходят вокруг, и имеет какие-то основания полагать, что он скорее будет спасен, чем уничтожен. Стерлинг догадывался, что Люк считает его, как и Лидиарда, игроком на стороне Дьявола. Но Люк, похоже, верил, что Дьявол был его личным другом.

Когда Люк ушел, Стерлинг сел. Он вынул пистолет из кармана и положил на маленький приставной столик. Адам Глинн взял его в руки и внимательно изучил прежде, чем вернуть на место.

— Он выглядит лучше, чем те, что я знал.

— Мир за эти тридцать лет ушел вперед больше, чем за прошедшие сто, — сказал Стерлинг. — И ни что человеческий гений не развивает так быстро, как орудия уничтожения.

— Как я и думал, — мрачно сказал Адам Глинн. — Когда я писал это, я надеялся, что люди сумеют преодолеть свою глупость. Теперь я вспоминаю, что как только я отдал в печать свою оду наступающему Веку Разума, дорога истории вывернулась из моих рук, как угорь, и свернула к Веку Безумия. Ужасные события во Франции были только началом.

— Действительно, — отозвался Стерлинг. — Я бы рассказал вам, если бы у меня было время, о Парижской Коммуне 1871 года и о гражданской войне в Америке. Все думают, что Великобритания скоро вступит в новую войну — более разрушительную, чем любая из прежних. Но ваши интересы сейчас затронуты несколько другими проблемами, и я толком не знаю, откуда начать.

— Кто этот Лидиард и что он вам рассказал? — спросил Глинн. — Кажется, это подходящее начало?

Стерлинг кивнул, но все ещё медлил, подыскивая лучший способ начать рассказ. С тех пор как спящий пришел в себя, ему не удавалось спокойно рассказать ему о событиях, предшествовавших пробуждению, и теперь его мысли сбились. Все эти разговоры о демонических ангелах поставили под вопрос его планы по изучению бессмертной плоти Адама Глинна, и Лидиард был так упорен, что проигнорировать его слова оказалось невозможно.

— Когда-то Люк был слугой человека по имени Джейкоб Харкендер, — наконец начал он. — Сначала я услышал эту историю от самого Люка и решил, что он заблуждается, но, получив те же сведения от Лидиарда, я предпочел поверить им, хотя путаницы все равно много.

— Рассказывайте, — велел Адам Глинн. — Возможно, мне будет легче поверить, чем вам.

— Харкендер был, по-видимому, колдуном. Он пытался вызвать Дьявола или нечто в этом роде, — осторожно сказал Стерлинг. — И кажется, преуспел. Затем с помощью этого могущественного существа Харкендер вызвал рождение волшебного ребенка, который должен был стать его подмастерьем в колдовстве и его орудием. Но при этом пробудилось второе существо: ангел, демон, Демиург — называйте как хотите. Первый использовал Харкендера, а также ребенка, как свои глаза и уши; второй быстро нашел тех заложников, каких смог, включая человека по имени Лидиард. Между двумя Демиургами практически началась борьба, и оборотни Лондона также в ней участвовали, но каким-то образом конфликт оказался предотвращен. Все это произошло двадцать лет назад, и когда Люк поступил ко мне на работу, он все это обдумал и почти забыл. Но, работая на Харкендера, он узнал, кто вы и где лежит ваше тело. Когда я нашел и прочитал вашу книгу, он рассказал мне об этом. Я оживил вас для собственных целей, так как я думал, что вы сможете помочь мне в моей работе.

Теперь Лидиард утверждает, что я — невольный заложник существа, вызванного Харкендером, существа, которое он назвал Паук. Лидиард заявляет, что оно плетет новую сеть, собираясь снова вступить в борьбу, от которой раньше отказался. Он рассказал мне, что в мире появился новый чудесный ребенок — возможно, более могущественный, чем предыдущий, и более тщательно контролируемый. Возможно, Лидиард безумен — или, если он в здравом уме, он может недопонимать происходящее. Он болен и ранен, и он не показался мне человеком, вполне управляющим своим рассудком.

Он закончил, и наступило молчание. Стерлинг мог только догадываться, какое впечатление произвела на его гостя эта история, но он знал, что Люсьен де Терр выражал в своей книге страстную надежду, что время, возможно, лишило спящих Демиургов сил. На этом предположении основывался его оптимизм относительно будущего совершенства мира людей.

Адам Глинн, наконец, заговорил, и вот что он сказал: