— Хорошо, я попробую. Если вы тоже присоединитесь ко мне, — я изобразила улыбку, стараясь чтобы она получилась искренней.
— Ну, вот — у вас уже улучшилось настроение. Я всегда говорил, что сладкое и женщины просто неразделимы, — Рене наблюдал, как я осторожно откусываю кусочек от сладкого шарика. Улыбнувшись, он наполнил два бокала вином, преподнеся один мне.
— Давайте выпьем за наши новые прекрасные отношения, — и он слегка задел краешком своего бокала мой, чокнувшись в знак взаимопонимания.
Я сделала пару глотков.
— Какая странная шкатулка, — указала я на изделие из дерева с причудливой резьбой, что стояло на столике.
— О, моя прекрасная инфанта, вы заметили мой подарок вам, — Рене улыбнулся, и поставил наполовину опустевший бокал на поднос, лежавший на покрывале, и отошёл к столику.
Это был мой шанс. Вымерять дозировку времени не было, поэтому я полностью высыпала содержимое скляночки в его бокал. Белый порошок быстро растворился в терпкой рубиновой жидкости. Как можно быстрее я спрятала пустой флакончик из-под порошка в рукав халата, и когда Рене подошёл к кровати, мило улыбнулась, подав его бокал.
— Я вам привёз из монастыря один дар — прекрасные чётки, — и он протянул их мне.
Чётки были сделаны из тёмного дерева, украшены крупными янтарными бусинами, а в середине был подвешен искусно вырезанный крест. Дерево благоухало ладаном и сандалом.
— Хотел подарить вам эту красивую вещь. Но, увы… — аббат убрал подарок от меня, и положил обратно в шкатулку.
Я удивлённо посмотрела на него, не понимая причины такой реакции. Между тем, Рене подошёл к камину, и резко выплеснул остатки вина. Тлеющие поленья зашипели, источая пар, а несколько угольков моментально потухли.
— Ну, и…? Какой дряни вы мне подмешали в вино? — спросил он холодно, глядя мне в глаза.
Я сглотнула, но попыталась, несмотря на подкрадывающийся страх, изобразить удивление.
— О чём вы?
— Дорогая, травить людей вам не дано. Вы не столь ловки и стремительны в добавлении разных порошков в питьё. Вам не хватает хладнокровия. Да и ваши манипуляции я увидел в отражении, — он указал на небольшое зеркало на туалетном столике, что было почти напротив кровати, разглядеть которое с самого начала из-за полумрака в комнате я не смогла, — Итак, что же это было? Крысиный яд? — он подошёл ко мне вплотную.
— Я не смогла бы вас убить, несмотря ни на что, — тихо ответила я, заливаясь стыдливой краской.
— Тогда желудочное или рвотное? — продолжился допрос, но я молча покачала головой, — Я не думаю, что вы озаботились моим здоровьем, решив добавить в вино сахар, — язвительно заметил Рене, и его цепкие пальцы взяли меня за подбородок, и подняли моё покрасневшее лицо, дабы я смотрела ему в глаза.
— Это было снотворное, — побормотала я.
— Стоило сразу догадаться. И сколько вы мне насыпали? — теперь Рене рассматривал свой бокал, на дне которого остался приличный слой нерастворившегося порошка.
— Целую склянку, — вздохнув, призналась я.
— Целую??? — он удивлённо приподнял брови, — Вы хоть понимаете, что в большом количестве снотворное средство сродни яду?!
— Что?! Я не знала! Честное слово, я не хотела вас убивать! — эта новость ошарашила меня.
— Верю, что не хотели. Но вполне могли бы, — холодно прервал он меня.
Мои глаза наполнились слезами. Мысль о том, что если бы Рене выпил это вино, и умер бы в мучениях через несколько минут, рисовала ужасные сцены в моём сознании. Я закрыла лицо руками и заплакала.
— Простите, — бормотала я, сквозь солёный поток.
— Ну-ну, будет вам… Дорогая, вы, конечно, совершили не очень разумный, и совершенно не христианский поступок. Но я всё же не злюсь на вас. Мой большой ребёнок, прекратите немедленно лить слёзы, изводя наших детей и себя, — он погладил меня по голове и протянул свой чистый платок, от тонкого батиста которого пахло так же изысканно как и от самого Рене.
Я молча приняла его и стала вытирать лицо.
— Неужели ваше отвращение ко мне столь велико? — спросил он, наблюдая за мной.
— Нет, но я… Я просто… — запнулась я, не в силах быстро подобрать слова, которые бы не обидели его, но и выразили бы моё состояние.
— Вы просто напуганы, сбиты с толку… То, чему учили вас родители, вы нарушили. Вам кажется, что вы отошли от принципов морали и упали в пучину разврата, — прервал меня Рене, сев на кровать рядом со мной, и неожиданно обнял меня за плечи и прижал к себе, зарывшись в мои волосы.
— Да, — тихо ответила я, рассматривая тонкий кусочек батиста с его гербом.
— Мне кажется, что постепенно узнавая меня, вы измените своё мнение. Но у вас холодные руки — ложитесь под одеяло, — заметил он, и подтолкнул меня вглубь кровати.
— Не бойтесь, я не привык насильно срывать ласки, — улыбнулся мне Рене, когда я боязно на него взглянула, но все же забралась под одеяло.
Мне на колени была поставлена тарелочка с марципаном и вручён кубок с сидром.
— Я знал, что вы его любите, и поэтому приказал принести. Ешьте… Вы не должны этой ночью печалиться или бояться.
Аромат, исходящий от сладости, сильно манил, и я, не сдержавшись, принялась за угощение.