Ангел для Демона

Теперь я знаю, что значат слова: “И мир вокруг потемнел”.

Стоя между машинами, я вижу только ее лицо. Ее огромные глаза, наполненные ненавистью и слезами. Страхом и яростью. Перекошенное от боли лицо. Изящные черты, которые навечно врезались мне в память.

Ангел резко разворачивается, ее коса взлетает в воздух, словно в замедленной съемке. Геля срывается с места, но не успевает скрыться за машинами, как раздается пронзительный визг, а следующее, что я вижу – мой Ангел взлетает в воздух от удара о капот машины. И это уже не замедленная съемка. Это когда, блядь, все вокруг остановилось. И я вижу, как она, замерев в воздухе в неестественной позе, с глухим стуком падает на асфальт. Я слышу его. Он барабанит в моих ушах, повторяясь из раза в раз, словно подсознание издевается надо мной.

Я стою на месте, все еще не желая верить, что это произошло на самом деле. А потом, когда звуки и движение вокруг возобновляются, бросаюсь к ней. Падаю на колени и трясущимися руками веду вдоль ее лица, боясь прикоснуться.

– Ангел, – шепчу судорожно. – Маленькая, открой глаза, – умоляю ее, все еще надеясь на чудо. Половина красивого лица залита кровью, спина неестественно выгнута, руки разведены в стороны. – Ангел, пожалуйста.

Из глаз начинают катиться слезы. Из моих, да. Но я их не чувствую, только часто моргаю, чтобы они не застилали мне обзор на мою девочку.

– Она сама выскочила! – слышу где-то за спиной, но даже не реагирую, продолжая сканировать лицо Ангелины.

– Давай, моя девочка, – шепчу дрожащими губами, прикладывая ладонь то к ее груди, то к щеке, то к плечу.

– Не двигай ее! – орет Макс. – Я вызвал скорую.

– Ну же, маленькая, скоро и врачи подъедут. Открывай глаза. Геля, пожалуйста, – шепчу, срываясь.

Поднимаю голову и, зажмурившись, ору в небо. Ору так, что срываю связки и хрипну, а после из меня не вырывается ни слова. Просто звериный рык, с которым я выпускаю эти адские, рвущие мне грудную клетку боль и отчаяние. Снова смотрю на Гелю. Чьи-то пальцы касаются ее шеи, и я пытаюсь отбросить их.

– Пусти, придурок, я пульс проверяю.

Это Макс. Да, пульс проверить – это правильно. Перевожу на него невидящий взгляд. Я неслабо его помесил, но уже даже не помню, почему кинулся на него.

– Пульса нет, – говорит, глядя на меня растерянно.

Я опускаю взгляд на Ангела и смотрю на нее, не веря в то, что сказал этот придурок. Не может быть. Она не может умереть. Не сейчас. Я же только… мы же только… мы еще ничего толком не успели! Склоняюсь над ней, обнимая ее голову руками, но стараясь не двигать ее.

– Ангел, – шепчу, выдавливая из себя сорванным голосом. – Пожалуйста, маленькая. Прошу тебя, открой глаза. Дыши, девочка. Ну же. Ты же сильная. Ты не боишься боли. Ты умеешь сражаться. Давай, моя отважная девочка. Прошу… тебя… – я уже задыхаюсь.

Внезапно оглушительную тишину разрезает визг сирены скорой помощи, а потом меня оттаскивают от Гели, и ее окружают врач и фельдшеры. Я рвусь к ней, но Макс крепко удерживает меня.

– Стой на месте! – рявкает он. – Сейчас ты только помешаешь.

Я, как коршун, слежу за манипуляциями врачей, краем сознания отмечая, что людей вокруг прибавилось. Не знаю, кто они и откуда взялись. Зеваки, наверное. Но мне плевать. Единственное, что имеет значение – это жизнь Ангела.

– Есть пульс, – раздается негромкое от врача, и мои ноги слегка подкашиваются от облегчения. – Грузим. Аккуратно. Возможно сломан позвоночник.

А дальше все закручивается так, что я не успеваю следить за событиями своим тормознутым мозгом. Полиция, какие-то вопросы, суета, куча людей. Я прорываюсь к скорой и распахиваю заднюю дверцу кареты.

– Закройте! – рявкает на меня фельдшер.

– Это моя невеста! – отзываюсь. – Я поеду с ней!

Голос такой, как будто я трое суток на стадионе болел за футбол.

– Давай, жених, бегом! – окинув меня подозрительным взглядом, кивает врач.

Забираюсь в машину и, как только захлопываю дверцу, карета с включенными мигалками трогается с места.

– Она выживет? – спрашиваю, нерешительно касаясь кончиков пальцев Ангела, торчащих из-под простыни, которой ее накрыли. Врач шаманит с кислородной маской, фельдшер ставит капельницу, второй копается в чемоданчике с лекарствами.

– Она уже выжила. В рубашке, похоже, родилась, – бубнит тот, что с чемоданчиком. – Теперь надо найти того, кто соберет ее кости.

– В каком… смысле? – тяжело сглатываю.

– Похоже, у нее сломан…

– Антон, помолчи, – осекает его врач. – Без рентгена никаких предположений. А вы сядьте, – кивает мне на откидное сиденье в ногах у Гели.

Опускаю его и сажусь, продолжая наблюдать за их манипуляциями. На автомате кладу руку на стопу Ангела, и замечаю, что с одной ноги слетел кроссовок. Обнимаю холодные пальчики ладонью и, наклонившись, дую на них, чтобы немного согреть. Фельдшер бросает на меня понимающий взгляд, и снова отворачивается.