Ангел для Демона

— Александр! Давай без этих твоих военных штучек! Сын всё-таки.

— Женщинам слова не давали! Говорил, надо было в детстве пороть ремнём. Вымахал, словно бугай, а ума нихрена не нажил! Балбес!

— Думаю, нам с Оксаной тоже есть о чём потолковать. — папа посмотрел на маму и жестом пригласил на выход. — А ты легла! И до нашего возвращения не встаёшь с кровати! Поняла?

— Поняла… — повиновавшись приказу, устроилась на прежнее место.

— А я, пожалуй, с Линой поближе познакомлюсь. Заодно и компанию деточке составлю.

Свекровь дружелюбно улыбнулась и направилась в мою сторону…



Глава 17

Дмитрий.

— Ты это нарочно сделал? Охмурил девочку на тринадцать лет младше тебя, чтобы не жениться на взрослой женщине? Идиот! Ты хотя бы даёшь отчёт своим действиям, сукин сын! Решил пойти наперекор родителям, испортив этим жизнь неопытной девчонки? Да она кроме родительской любви в жизни ничего не знала! А теперь хлебнёт через край благодаря твоим пристрастиям к праздной жизни! Твои беспорядочные связи мне уже поперёк горла стоят! Да я мать всю жизнь на руках ношу, никогда под чужие юбки не заглядывал! Ты сможешь также? И какого черта у тебя, взрослого, солидного мужика, физиономия раскрашенная? Опять молодость решил вспомнить, мордоворот хренов?!

Отец своим отточенным командирским тоном напомнил мне о моём детстве. Сколько слёз мать пролила, каждый раз ожидая вестей и его возвращения с боевой точки. Больше двадцати лет прошло с начала Карабахской войны, а она до сих пор эхом проносится в его снах, и хоть делает это изредка, но каждый раз заставляет просыпаться в холодном поту, и лишь присутствие любимой женщины вытесняет эти кошмары в ночную пустоту, помогает справиться с прошлым. Я уже давно не обращал внимания на их крепкие и тёплые отношения с матерью. Считал нормой. Но после сегодняшнего случая с Линой понял одно: ни о какой норме не может быть и речи. Это острая необходимость! Потребность быть рядом с тем, кого ты любишь, кто любит тебя больше жизни, готов идти на любые жертвы во имя любви, детей, семьи, поддерживать во всём и при разных обстоятельствах, принимать и отдавать все то светлое и чистое, что хранится глубоко в наших душах и сердцах и побеждает любую боль, страх и ненависть, заставляет смотреть на жизнь сквозь призму разноцветного стекла.

— Знаешь, сын! Я до сих пор не могу забыть слова отца Ангелины в тот тяжёлый и роковой день…

* * *

(Нагорный Карабах. 1994 год.)

— Не останавливаться! — тихо скомандовал житель горного посёлка на границе Армении и Азербайджана. Извилистые, словно змеиные следы, дорожки вели к месту, где должна была приземлиться спасательная вертушка.

— Долго ещё? — спрашивает у проводника мой боевой товарищ и друг, подбрасывая меня, тяжело раненого, на своих плечах для более удобного положения.

Мы пробирались в нескольких милях от эпицентра горячего ада самопровозглашенной мятежной республики. Война дышала в спину даже посреди великолепия нетронутой природы. Казалось, деревья нашептывали об опасности. Иногда ветер замирал и прислушивался к свисту пуль вместе с нами. Сердце становилось каменным и рассыпалось в щепки от предчувствия смерти, а желудок подпирал горло. Горы и равнины сливались воедино, покрываясь туманом, как будто пытались укрыть все то живое, что несло в себе протест этому безумию. Малейшая ошибка и поворот не туда — могли привести к пуле снайпера. Ружейные выстрелы грохотали где-то рядом.

— Осталось где-то меньше мили, но из-за тумана ни хрена не видно. Вперёд ребятки. Даст Бог, доберёмся живыми к вашим мальчишкам. Вертушка должна стоять недалёко от ближнего холма.

— Алекс, ты главное дыши и не закрывай глаза, слышишь? — наш военный врач и мой товарищ, Лёша Васнецов, двухметровый матёрый мужик, тащил на себе почти бездыханное тело уже добрых полтора часа от места происшествия. При столкновении небольшого отряда с группой мятежников выжили трое: я, молодой кардиолог, и Рустам, зелёный лейтенант, впервые попробовавший горький вкус войны.

Моё сознание двигалось за нами где-то рядом, близко, но силы покидали меня и дышать становилось ещё сложнее, болезненней.

— Алексей, бросай, иначе вам не прорваться! — из последних сил хриплю стоном и замолкаю, так как вдох делать слишком невыносимо, а грохот снарядов слышен ещё ближе и чётче. Ножевое ранение едва не доконало меня к этому моменту.

— Молчи, Сашка! Я всё равно вырву тебя из лап этой старой стервы и доставлю в семью, сука! Клянусь! У тебя сын красава, у меня дочь принцесса! Чем черт не шутит? Может ты мне не только другом, а ещё и сватом станешь!

— Вот она! — резво шепнул проводник, указывая на МИ-6 в полной готовности к взлёту. Запах авиационного сгоревшего керосина ударил в ноздри и стал приятнее свежего горного воздуха. Он пах жизнью, надеждой на спасение, свободой. Шум винтов, будто релаксационная музыка, пронёсся в голове, успокаивая и расслабляя зажатые нервы.