Ангел для сестры

Мы с Брайаном заходим в комнату, где на больничной койке лежит маленькая неподвижная Анна. В горле у нее трубка, за нее дышит машина. Мы можем ее выключить. Я сажусь на край постели и беру руку Анны, еще теплую и мягкую на ощупь. Оказывается, после стольких лет, проведенных в ожидании такого момента, я в полной растерянности. Это все равно что раскрашивать небо фломастером; для описания такого горя нет слов.

— Я не могу этого сделать, — шепчу я.

Брайан подходит ко мне сзади:

— Дорогая, ее уже нет здесь. Жизнь ее тела поддерживает машина. То, что делало Анну Анной, ушло.

Я поворачиваюсь, прислоняюсь лицом к его груди и говорю сквозь слезы:

— Но так не должно было быть.

Мы держимся друг за друга, а потом, набравшись храбрости, я смотрю на оболочку, которая когда-то была моей младшей дочерью. Брайан прав. Это всего лишь скорлупа. В ее лице нет энергии, все мышцы обмякли. Из тела извлекли органы, которые получат Кейт и другие безымянные люди, ждущие второго шанса.

— Хорошо. — Я делаю глубокий вдох, кладу руку на грудь Анны, а Брайан, дрожа всем телом, отключает дыхательный аппарат.

Я поглаживаю кожу своей дочери маленькими кружочками, как будто от этого ей станет легче. Когда на мониторах появляется прямая линия, я жду, изменится ли что-нибудь в Анне. А потом чувствую, как ее сердце перестает биться под моей ладонью — пропадает едва слышный ритм и наступает пустая тишина, последняя утрата.

Эпилог

Когда вдоль тротуара

Трепещущими огоньками жизни
Вокруг меня мерцают люди,
Я забываю об утрате,
Зиянии в великом созвездии,
Где когда-то была звезда.

Д. Г. Лоуренс. Погружение

Кейт

2010 год

Должен существовать закон, ограничивающий печаль. Книга с правилами, где утверждалось бы, что просыпаться в слезах — это нормально, но только в течение месяца. Что через сорок два дня сердце уже не будет учащенно биться, когда вы совершенно отчетливо услышите, как она позвала вас по имени. Что на вас не наложат штраф, если вы ощутите позыв прибраться на ее столе; снять ее рисунок с холодильника; походя перевернуть оборотной стороной вверх ее школьный портрет — просто потому, что эти вещи вновь открывают ваши раны и вызывают желание увидеть ее. Что это нормально — отсчитывать время, прошедшее после ее смерти, как раньше вы считали дни рождения.

Довольно долго мой отец говорил, что видит Анну на ночном небе. Иногда она подмигивала одним глазом, иногда появлялся ее профиль. Он утверждал, что звезды были людьми, которых силой любви запечатлели в созвездиях, чтобы они жили вечно. Мама очень долго верила в возвращение Анны. Она искала знаки этого — цветы, которые распускались слишком рано, яйца с двумя желтками, соль, просыпавшуюся в форме букв.

А я, я начала ненавидеть себя. Все это, конечно, моя вина. Если бы Анна не подавала иск, если бы она не осталась в суде подписывать документы с адвокатом, она не оказалась бы на том перекрестке в тот самый момент. Она была бы здесь, а я приходила бы к ней по ночам в виде призрака.