Ангел для сестры

Ей уже сделали ЭКГ, чтобы проверить, выдержит ли сердце химиотерапию. Ей капают глазные капли дексаметазон, потому что одно из лекарств может вызвать конъюнктивит. У нее взяли кровь из вены, чтобы проверить, как работают почки и печень.

Медсестра вешает пакеты с инфузионными жидкостями на подставку и приглаживает волосы Кейт.

— Она что-нибудь почувствует? — спрашиваю я.

— Нет. Эй, Кейт, смотри сюда. — Женщина показывает на пакет с даунорубицином, накрытый черным чехлом для предохранения от воздействия света.

На чехле ярко раскрашенные наклейки, которые она помогла сделать Кейт, пока мы ждали. Я вижу одну тинейджерскую с надписью: «Иисус спасает. Химия помогает».

Вот что начинает курсировать по венам Кейт: даунорубицин, 50 мг в 25 см³ Д5В[9]; цитарабин, 46 мг в Д5В, в продолжение 24 часов ВВ[10]; аллопуринол, 92 мг ВВ. Иными словами, яд. Я представляю себе, какая великая битва идет внутри тела Кейт. Сияющие доспехами армии, испаряющиеся сквозь поры кожи жертвы.

Нам говорят, что Кейт будет тошнить через несколько дней, но не проходит и пары часов, как у нее начинается рвота. Брайан жмет на кнопку вызова, и в палату входит сестра.

— Мы дадим ей реглан, — говорит она и исчезает.

Когда Кейт не рвет, она плачет. Я сижу на краю постели и держу ее наполовину у себя на коленях. У медсестер нет времени возиться с нами. Их мало, они добавляют противорвотное средство в капельницу, остаются ненадолго, чтобы посмотреть, как реагирует Кейт, но их неизбежно вызывают куда-нибудь еще по очередному неотложному случаю, и остальное выпадает на нашу долю. Брайан, который раньше всегда уходил из комнаты, если кто-нибудь из наших детей подхватывал желудочный вирус, сейчас — образец деловитой сноровки: промакивает дочери лоб, поддерживает ее за худенькие плечи, вытирает салфетками рот.

— Ты справишься, — говорит он Кейт каждый раз, как ее рвет, но слова эти, скорее, нужны ему самому.

А я тоже сама себя удивляю. С мрачной решимостью устраиваю балетный танец из споласкивания тазика для рвоты и возвращения его на место. Если сосредоточиться на укладывании мешков с песком на пляже, можно пропустить приближение цунами.

Попробуйте решить эту проблему как-нибудь иначе, и вы просто сойдете с ума.

Брайан привозит в больницу Джесса, чтобы мальчику сделали анализ крови: просто укололи палец. Его приходится держать отцу и еще двоим мужчинам. Джесс орет на всю больницу. Я стою позади, скрестив руки, и, естественно, думаю о Кейт, которая два дня назад перестала плакать во время процедур.

Какой-нибудь врач посмотрит на взятый образец крови и проанализирует незримо плавающие в нем шесть белков. Если они такие же, как у Кейт, значит Джесс подходит по HLA[11] и будет потенциальным донором костного мозга для сестры.

Насколько плохим может оказаться расхождение, чтобы перекрыть эти шесть белков?

Настолько же, как заболеть лейкемией, начнем с этого.

Флеботомист уходит с образцом крови. Брайан и его помощники отпускают Джесса. Тот соскакивает со стола и бросается ко мне.

— Мама, они меня укололи. — Он показывает замотанный пластырем палец и прислоняется к моей руке горячим влажным лбом.

Я прижимаю его к себе и произношу все, что нужно сказать. Но мне так трудно испытывать к нему жалость.

— К несчастью, ваш сын не подходит для донорства, — сообщает доктор Чанс.

Я фокусирую взгляд на чахлом, побуревшем цветке, который так и стоит на подоконнике. Лучше бы его выбросили. И заменили на орхидею, стрелицию или еще какой-нибудь цветок невероятной красоты.

— Возможно, донор не родственник отыщется в национальном реестре.

Брайан тянется вперед — напряженный, одеревеневший.

— Но вы говорили, что делать пересадку от донора не родственника опасно.

— Говорил, — отзывается доктор Чанс, — но иногда у нас не остается другого выбора.

— А если вы не найдете подходящего донора в реестре? — Я в упор смотрю на доктора Чанса.

— Ну… — врач потирает лоб, — тогда мы попытаемся сделать так, чтобы она продержалась до того момента, когда наука придумает что-нибудь еще.

Он говорит о моей маленькой дочери так, будто она какой-то механизм — машина с прохудившимся карбюратором, самолет, не выпускающий шасси. Но я не могу смириться с этим. Отворачиваюсь и мельком замечаю, как один из жухлых листов хлорофитума совершает суицидальный прыжок на ковер. Тогда я встаю и без всяких объяснений беру в руки горшок с цветком. Покидаю кабинет доктора Чанса, прохожу мимо администратора и вереницы шокированных родителей, которые ждут в коридоре со своими больными детьми. Вытряхиваю растение вместе с иссушенной землей в первую попавшуюся урну. Смотрю на оставшийся у меня в руках горшок и уже подумываю, не разбить ли его о кафельный пол, как вдруг слышу у себя за спиной голос.

— Сара, с вами все в порядке? — окликает меня доктор Чанс.

Я медленно разворачиваюсь, в глазах стоят слезы.