Мы уже несколько часов провели в магазинах в поисках наряда для вечеринки. У Кейт всего два дня на подготовку к танцам, и это превратилось в одержимость: что она наденет? какой сделает макияж? сыграют ли музыканты что-нибудь хотя бы отдаленно приличное? Волосы, разумеется, не проблема. После химии они опять все выпали. Парики Кейт ненавидит – говорит, от них ощущение, будто по черепу бегают жучки, а идти с лысой головой она стесняется. Сегодня наматывала на себя шарф из батика, как гордая бледнолицая африканская королева.
Реальность, связанная с этим выходом в свет, противоречит фантазиям Кейт. Платья, которые девушки обычно надевают на вечеринки с танцами, обнажают живот или плечи, а у Кейт кожа на этих местах загрубела, иссечена следами от разных болячек. Такие платья облегают фигуру в ненужных местах. Они скроены, чтобы демонстрировать здоровое, крепкое тело, а не скрывать его отсутствие.
Продавщица, которая вьется вокруг нас, как муха, забирает у Кейт платье и недовольно бурчит:
– Вообще-то, оно довольно скромное. Закрывает бóльшую часть ложбинки.
– А это оно закроет? – рявкает Кейт, расстегивает пуговицы на своей крестьянской рубашке и показывает недавно вернувшиеся на свои места и торчащие из центра груди трубки катетера Хикмана.
Продавщица разевает рот прежде, чем успевает сообразить, что этого делать не следует.
– Ох, – тихо выдыхает она.
– Кейт! – укоризненно говорю я.
Она качает головой:
– Пойдемте отсюда.
Как только мы оказываемся на улице напротив бутика, я набрасываюсь на нее:
– Ты злишься, но это еще не значит, что нужно срывать свою злость на окружающих.
– Но она стерва, – огрызается Кейт. – Ты видела, как она таращилась на мой шарф?
– Может, ей просто приглянулся орнамент, – сухо отвечаю я.
– Да, и, может быть, завтра я проснусь здоровой. – Ее слова булыжником падают между нами, на тротуаре появляются трещины. – Мне не найти это дурацкое платье. Я вообще не знаю, почему согласилась пойти с Тейлором.
– Тебе не кажется, что все другие девочки, которые собираются на эту вечеринку, оказались в одной лодке с тобой? Пытаются найти платья, которые скроют трубки, синяки, провода, калоприемники и еще бог знает что?
– Мне нет дела до других! – заявляет Кейт. – Я хотела выглядеть хорошо. Действительно хорошо, понимаешь, всего один вечер.
– Тейлор и так считает тебя красивой.
– А я не считаю! – кричит Кейт. – Не считаю, мама, и, может быть, мне этого хотелось всего один раз.
День выдался теплый, один из тех, когда кажется, что земля у вас под ногами дышит. Солнце печет мне голову и шею. Что сказать на это? Я никогда не была на месте Кейт. Я молилась и хотела заболеть вместо нее, заключить, как Фауст, сделку с дьяволом, но так не бывает.
– Мы что-нибудь сошьем, – предлагаю я. – Ты придумаешь фасон.
– Ты не умеешь шить, – вздыхает Кейт.
– Я научусь.
– За день? – Она качает головой. – Мама, ты не можешь отвечать за все. Как случилось, что я понимаю это, а ты нет?
Бросив меня на тротуаре, она быстро уходит. Анна бежит за ней, подхватывает под руку и затаскивает в соседний с тем несчастным бутиком магазин. Я торопливо вхожу следом.
Это салон красоты, полный жующих жвачку парикмахерш. Кейт пытается вырваться от Анны, но та, если захочет, может проявить силу.
– Эй! – окликает Анна администратора. – Вы здесь работаете?
– Когда меня заставляют.
– Вы делаете прически для выпускных?
– Конечно, – отвечает парикмахерша. – Сложные? На длинные волосы?
– Да. Для моей сестры. – Анна смотрит на Кейт, которая перестала отбиваться, и на ее лице медленно, как пойманный в банку светлячок, разгорается улыбка.
– Да, верно. Для меня, – с лукавым видом говорит Кейт и снимает шарф с лысой головы.
В салоне наступает тишина. Кейт стоит, по-королевски держа осанку.
– Мы думали, не сделать ли французские косички, – продолжает Анна.
– Перманентные, – добавляет Кейт.
Анна хихикает:
– Может быть, миленький узел на затылке.
Парикмахерша сглатывает, она оправилась от шока и теперь разрывается между жалостью и политкорректностью.
– Ну, мы, наверное, могли бы что-нибудь сделать для тебя. – Она откашливается. – Есть же наращивание.
– Наращивание, – повторяет Анна, и Кейт прыскает со смеху.
Женщина пытается заглянуть за спины девочек, смотрит на потолок.
– Это что, «Скрытая камера»?
Тут мои дочери в истерике валятся в объятия друг друга. Они хохочут, пока не начинают задыхаться. Они смеются до слез.
Я помогаю организаторам вечеринки в больнице Провиденса и отвечаю за пунш. Как и вся пища, которая будет предложена гостям, он нейтропенический. Медсестры – добрые феи-крестные этого вечера – превратили конференц-зал в волшебный бальный, украшенный лентами, зеркальным шаром и дополнительной подсветкой.