Ангел Габриеля

Никто ничего не возразил. Габриель снова вздохнул. Он поерзал в кресле, но не от замешательства, а от раздражения. Он уже открыл рот, чтобы сказать: «Послушайте…» — но Клемитиус его опередил:

— Вот как насчет вас, Кевин?

Кевин подумал примерно секунду.

— Да, я разгневан, — заявил он.

— Вы можете сказать, что именно из всего происшедшего заставляет вас испытывать гнев?

— Думаю, то, что он всегда такой саркастичный. Вы понимаете, о чем я говорю? — И Кевин кивнул в сторону Габриеля.

— Да, да, да! — произнес Клемитиус с излишним пылом. — Я понимаю.

Христофор слегка поморщился, но промолчал. Он не думал о том, что говорит Клемитиус. Вместо этого он размышлял, что сказал бы Петр, окажись он здесь.

— Ну и что? Это же сущая ерунда по сравнению с убийством, разве не так? Вы согласны? — спросила Ивонна.

— Думаю, тебе пора уже забыть об этом убийстве, — сказал Кевин, на что Клемитиус глубокомысленно кивнул.

— Ты так думаешь? И вы тоже? — Ивонна повернулась к Клемитиусу. — Ради всего святого! Постыдились бы, вы, служитель Господа! Да вы настолько заблудились в трех соснах, что не осталось, черт бы вас побрал, никакой надежды на то, что вы за деревьями сумеете разглядеть лес! — сказала она в сердцах. — Знаете, что меня интересует? Чтобы у моего сына все было хорошо, и ничего, кроме этого. И у них то же самое — их заботят те, кого они потеряли, и то, что с ними происходит. Меня не интересует преодоление моих трудностей. Теперь уже слишком поздно, черт побери.

— Не обязательно так.

— Это никогда не поздно, — вставил Кевин.

Габриель посмотрел на него с еще большим презрением:

— О господи…

— Но ведь поздно же, Кевин. Теперь уже чертовски поздно для всех, которых ты убил! — воскликнула Ивонна.

— Если только они тоже не сидят сейчас на какой-нибудь бесконечной психотерапевтической сессии, — вставил Габриель.

— Нет-нет, они все совершенно мертвы, — заверил Клемитиус, весьма странным образом выделив слово «мертвы».

— Что ж, значит, для них слишком поздно, точно так же как это поздно для меня, — мрачно сказала Ивонна. — И я устала от всего этого.

— Как не устать, ведь психотерапия — это тяжелый труд, и, положа руку на сердце, для вас еще ничего не потеряно. Небеса ждут, — промолвил с лучезарной улыбкой Клемитиус.

Кевину эти слова, похоже, пришлись по душе. Ивонну они раздосадовали.

— Вы сами должны понимать, что все это неправильно, — сказала она.

— Прошу прощения?

— Это неправильно. Габриель просто хотел взглянуть на свою жену. Совершенно очевидно, что он очень ее любит и ему захотелось увидеть ее, даже попытаться помочь ей, а Джули, мне думается, жутко переживает из-за того, что он попал сюда в результате той аварии, и, наверное, то, что ее друзья пытаются ему помочь, должно помочь и ей тоже. Что тут непонятного? И вообще, это ведь хорошо, когда кто-то испытывает любовь, чувство вины…

— Ох, — засмеялся Клемитиус. — Ну что хорошего в чувстве вины?

— Но ведь мне помогло, — проговорила Джули. — Помогло гораздо больше, чем все, чем мы тут занимаемся. Увидеть со стороны самих себя, а также тех, кого мы любим, увидеть покинутый нами мир… Это конечно же помогает…

— Да, — резко произнесла Ивонна, обращаясь к Клемитиусу. — Да, я думаю, что это хорошее чувство. Может быть, не всегда, но если, например, вы кого-то убили, то, мне кажется, вы как минимум должны испытывать чувство вины. — При этих словах она посмотрела на Кевина.

— Я настоятельно рекомендую вам забыть о прежних поступках Кевина, — сказал Клемитиус. — Вы здесь не для того, чтобы вершить суд, так же как и я.

— Это так, — тихо проговорил Христофор, — однако прежде чем забыть о чем-то, необходимо сначала об этом поговорить, согласны?

Клемитиус посмотрел на Христофора и покачал головой.

— Ах вот как! Не судите, да не судимы будете, да? — выкрикнула Ивонна. — Ненавижу. Зло — оно зло и есть. Он убивал людей, он взял деньги за то, чтобы убить меня, он зарабатывал этим на жизнь. Хотелось бы мне знать, почему же этоосуждать нельзя, а судить человека за то, что он якобы не реализовал заложенный в нем потенциал, можно, хотя черт его знает, что это вообще значит!

— Я не понимаю, Ивонна, отчего вы так зациклены на том, что кто-то сделал или не сделал. Не кажется ли вам, что пора пойти дальше — закрыть глаза на поступки людей и постараться проникнуть в их суть? — Клемитиус произнес эти слова, продолжая широко улыбаться, отчего стал похож на помешанного. Его большие губы растянулись почти на все лицо, которое даже покраснело от изумления.

— Вот именно, — сказал Кевин. — Я не считаю, что поступки, которые совершает человек в своей жизни, обязательно отражают его истинную суть. — Эту фразу он услышал в каком-то фильме и три года ждал случая ввернуть ее в разговор.