В тот день с работы она ушла рано, с полудня, все равно не работник была, хотя обычно мастер квалификации редкой. Пластическая стрижка ей хорошо удавалась, которая расческой да бритвой, и лаком умела работать, и фен в руках, как влитой, держался. А тут — ни в какую. Клиенты шипят, а один даже обидно сказал про диплом второй степени, его Лариса у зеркала вывесила после конкурса, под прозрачной пленкой диплом, и пыль на него не садилась. В другой день Лариса бы клиенту ответила, а тут даже слова не сказала. Старшая посмотрела-посмотрела и встревожилась. Поговорили чего-то, Лариса не слушала. И отпустила. «Иди, — говорит. — Ничего. В другой раз как-нибудь задержишься». Домой Лариса пришла в два. И то сказать — «пришла», почти всю дорогу бегом бежала. Тянуло ее домой, на место беды. Раз это так легко — был человек, а стал телевизором, то и обратно, наверное, тоже просто.
Прибежала, а дома никого. Кроме телевизора, конечно. Вот учудил Егор так учудил. Кому сказать-то — постесняешься. Да и привыкла Лариса к мужу, и как теперь жить, даже не знала.
Тихо было в квартире, но беспокойно, как и должно быть в доме, где один человек растерянно и бестолково ищет другого, которого нет. Лариса все облазила, не веря, хотя телевизор пялился на нее с середины комнаты («Надо бы в угол поставить, на место для телевизоров») холодным глазом. Не мертво смотрел он, а холодно и отрешенно: так смотрят слепые, сняв черные очки.
Лариса старалась его не замечать и обшарила, обыскала всю квартиру. Времени на то ушло всего полчаса, хоть и два раза подряд перерыла дом. Все Егорово было на месте: и костюм, и старый костюм, и джинсы, и рубашки, и куртка. И туфли тоже. Нет, наверное, так и есть, не мог же он голый уйти. И никакой записки. Ничего. Хоть бы сказал ей кто-нибудь, в чем дело. А никого в квартире, и во дворе знакомых тоже никого. И по улице шли какие-то чужие люди по своим делам, мелкие какие-то, или они ей сверху такими казались, восьмой этаж потому что. Чужому в такое время не очень поверишь, но пусть даже чужой, пусть хоть кто-то объяснит ей, что же это такое. Ну за что? Виновата она в чем? У всех все, как у людей, а у нее муж — оборотень. Может, он на нее обиделся? Может, вылезет из телевизора ночью, а хотя бы и не ночью, придет и станет смотреть, и что она ему скажет? Если у мужика что плохо, всегда жена виновата, говорят. И на работе, и так, даже если не говорят, все равно ясно. Господи, уж лучше бы он повесился, разговоров бы меньше, хотя тоже… Ох, нет! Да что же это?
Мать пришла только в седьмом, не одна пришла, привела какую-то родственницу, дальнюю. Лариса ее и не знала. Она вообще даже в тетках путалась, особенно от первого деда, что на Севере помер. Мать с родственницей долго посудой звянькали, кофе пили, говорили о чем-то негромко, да Лариса не больно вслушивалась. Она свое думала. Потом гостья заговорила громче — уходить собралась. И Лариса встала с дивана, выплюнула мокрый платок, вышла.
— А пусть стоит, — сказала гостья, — пусть. Только заявить надо.
— Куда заявить? — уточнила мать.
— Куда заявляют — в милицию. А то ведь чуть что — вы виноваты. На работе его хватятся. И еще в загс, наверное, надо. И в домоуправление. Ну, это как в милиции скажут, надо-нет.
Пожилой лейтенант в жарком мундире сказал, что надо.
— В телевизор, значит. Ничего, телевизор смотреть будете.
— Мы?
— А кто, мы, что ли? Хочешь, мне отдай. Зять он тебе или не зять? Ну, ты и смотри. И чего их тянет? Третий случай уже.
— В нашем районе? — поразилась мать.
— Нет, в нашем первый.
А Лариса все молчала. Написать, конечно, написала, что требовалось, а так — молчала. И на работе, и дома.
— Ничего, — говорила мать. — Я давно взять собиралась. Теперь шубу тебе лучше возьму. Люба из комиссионки хорошую шубу предлагала. Мех — вот такой, как волчий, а легкая… «Клуб кинопутешествий» смотреть будем и «В мире животных». Я люблю про негров…
— …Все не как у людей, — говорила мать, — но это еще как лучше. Вон у Любы муж глаза залил да через дорогу, в магазин, старался до закрытия успеть. Машиной его ударило, позвоночник повредило. Он теперь лежит, она за ним ходит, представляешь? В квартиру зайти нельзя, мужик здоровенный. Его же кормить надо, ему курить надо пачку в день. «Прима» — других не курит. А сдать она его не сдает. Кому лучше? Этот хоть стоит, и все.
И мать включила телевизор.