Читаем Ангел и фляга (СИ) полностью

За столом сидят трое: Балаам, Севетра и я. В декабре 2004 года парень проглотил пачку «тяжёлых» антидепрессантов, и в результате чуть не отказало сердце. Три дня реанимации и несколько недель в психиатрическом диспансере для несовершеннолетних. В той половине корпуса, куда обычно помещают детдомовцев и малолетних преступников, активно «косящих» от колонии. Никто не ожидал, что «это» произойдёт именно с ним. Я не знаю, что ему сказать, и судорожно цепляюсь за любую позитивную мысль. На дворе уже февраль, он с нами только потому, что лечащий врач согласился отпустить его на пару дней в «мир условно-нормальных людей».

- Одиночество – в каком смысле?

- У меня почти нет друзей, разве что вот ты да Светка … да и то … я ж понимаю, что вы со мной «нянчитесь». Не будь Алисиного форума, не будь этих встреч, вряд ли вы вообще обратили на меня внимание …

- Ну, знаешь, не будь форума, Бо никогда не узнал бы о моём существовании, - возражает Севетра. – Как и о существовании Алисы. Никто с тобой не «нянчится»: ты всегда был и будешь здесь желанным гостем.

- Как и у меня дома, кстати, - вставляю свои три копейки.

- Всё равно … каждый из вас чем-то обладает: ты ветеринар, поэтому у тебя очень много хороших знакомых. Ты умеешь общаться. У Бо неплохо подвешен язык – во всяком случае, по сравнению со мной. У него есть друзья, работа, увлечения. У меня этого нет. Мне вообще очень трудно говорить с людьми так, чтобы им было со мной интересно, - Дима выдавливает из себя слова, видно, что произносимое даётся ему с большим трудом.

С самого детства у Балаама как-то «не клеились» отношения со сверстниками: он был и остаётся довольно тихим и необщительным человеком. Единственное, что его привлекало достаточно сильно – учёба и точные науки: математика, физика, астрономия. Он не раз и не два занимал призовые места на олимпиадах по математике и физике. Однажды его пригласили посетить обсерваторию в Карачаево-Черкессии: в свои пятнадцать лет он написал серьёзную научную работу в области астрономии, которая привлекла внимание учёных.

- Ну, общение – это точно такой же навык, как и любой другой, - парирует Севетра. – Ему можно и нужно учиться …

- Да я понимаю … просто даже если я научусь этому, люди будут общаться со мной не потому, что именно хотят со мной общаться, а из-за того, что в результате приобретения этого навыка со мной будет проще.

- А какая разница? – удивляюсь я.

- Я останусь по-прежнему одиноким, с тем лишь отличием, что у меня будут собеседники. Неужели не понятно?

Я невесело улыбаюсь. На самом деле, он в чём-то прав: интересность человека во многом определяют навыки и дела, некие инструменты, при помощи которых можно увлечь собеседника, что-то ему предложить. И может быть, даже получить что-то взамен. Для кого-то необязательно, кому-то жизненно важно. Чтобы привлекать, нужно обладать – я и сам сотню раз прокручивал эту мысль в голове. Очень давно, примерно в его возрасте. Однако, мысль, что взаимоотношения людей строятся на обмене чего угодно на что угодно, и что «просто так», «за красивые глаза» (а уж тем более – «за некрасивые глаза»), ничего не происходит – не убивала меня так, как Балаама.

- А мне кажется, заранее невозможно просчитать, какие чувства по отношению к тебе испытывают люди, - Севетра наливает нам ещё чая. – Причём, в обе стороны.

- Это как?

- Ты говоришь, что люди к тебе не тянутся, потому что ты не умеешь с ними общаться. Тебе показывают решение этой задачки: научиться общению. Ты говоришь, что этому научиться, конечно, можно, но тогда отпадает искренний интерес к тебе. И что ты нуждаешься в этом интересе, и ни в чём другом. Правильно?

- Примерно так …

- Но ты как бы заранее обрекаешь себя на неудачу, не сделав и этого маленького шага. То есть: навыка пока нет, людей, потянувшихся к тебе, благодаря этому навыку, тоже нет. Если людей нет, то как можно утверждать, что они могут с тобой общаться только потому, что ты научился общаться с ними?

Дима молчит, но я чувствую, что он либо соглашается, либо ставит сам себе этот вопрос, либо уходит в глухую защиту.

- Ладно, забей – поживём, увидим, - улыбаюсь я.

- А стоит ли?

- Ты знаешь мой ответ.

На самом деле, подобные разговоры мало что меняют. Где-то глубоко внутри себя человек принимает решение: быть ему в этом мире, или не быть. И если дан отрицательный ответ, он найдёт десяток аргументов в пользу добровольной смерти. Точно так же, как в противном случае – десяток аргументов в пользу жизни.

- Как там вообще?– интересуется Севетра.

- Ну как, как … не очень. Эти таблетки … от них просто ничего не хочется. Неинтересно и скучно.

- А книжку почитать?

- Они не позволяют этого сделать. Просто рвут книги в клочья, вот и всё … я много раз просил, чтобы меня перевели в корпус к «нормальным» – бесполезно. От препаратов есть ряд побочек, на сердце и почки. Трудно долго ходить – задыхаюсь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Документальное / Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука