Когда, еще через пятнадцать минут, дверь в ванную чуть приоткрылась, я ринулся к ней в полной уверенности, что мне сейчас придется подхватывать безжизненное тело Татьяны, сумевшее – из последних сил – толкнуть эту дверь в надежде на помощь. Но из двери на меня глянуло ее лицо, сияющее тем самым покоем, которого я так долго сегодня добивался. Ах, она еще и сияет? Она округлила глаза и безмятежно поинтересовалась – а что, собственно, случилось?
От возмущения я даже заикаться начал. Судя по всему, моей сбивчивой тираде о перенесенных треволнениях не удалось донести до нее их глубину. Рассмеявшись, она скорректировала свой вопрос – что, собственно, может с ней случиться в собственной ванне?
Ну, все. Однажды я уже предупреждал ее, что не нужно испытывать мое самообладание. Я был даже рад, что удержался от соблазна проверить, все ли с ней в порядке. Я всегда предпочитал играть по-честному и не переходить к решительным мерам без предупреждения. Сейчас нужно быстро огласить ноту протеста – а дальше все: извини, дорогая, я предупреждал. Громко и отчетливо (чтобы не говорила потом, что не расслышала) я напомнил ей о своих должностных обязанностях и поставил ее в известность, что отныне считаю себя в полном праве нарушать ее уединение где бы то ни было при малейшем намеке на грозящую ей там опасность.
Слушая меня, она почему-то расплывалась во все более широкой улыбке. И смотрела на меня. Молча. Опять просто смотрела. Переводя дыхание после своего слегка затянувшегося ультиматума, я вдруг осознал, что меня окружает облако знакомого … яблочного…
Она продолжала смотреть на меня.
Огромными светло-серыми глазами.
В которых читалось … какое-то ожидание.
Я притянул к себе этого теплое, пушистое существо…
Так, завтра обо всем поговорим.
…
А она сказала мне все-таки «Да»!
*****
В воскресенье утром выяснилось, однако, что у Татьяны даже на собственное «Да» «Нет» припасено. Хотя, впрочем, сначала это было не совсем «Нет»; это потом я ее пресловутое «Нет» в «Да» превратил…
Боясь спугнуть удачу, я провел все утро на кухне, занимаясь хозяйством. В целом, похоже, у нас уже сама собой начала устанавливаться традиция: завтрак – мое дело, ужин – ее. Меня это вполне устраивало – все равно я раньше встаю. Я даже ни разу, ни единым глазком в спальню не заглянул – чтобы не сбиться с бодрого настроения покончить сегодня со всеми разговорами (теперь-то можно и о работе поговорить!), причем исключительно на свежем воздухе.
А может, она сама раньше проснулась … хотел бы я сказать, с радостным ощущением … но нет, скорее, со смутным подозрением, что что-то изменилось.
Когда она забрела на кухню, сонно жмурясь и кутаясь в халат, я подошел к ней, взял ее лицо в руки и попросил: – Скажи это еще раз.
– Что сказать? – вскинула она на меня удивленные глаза.
– Что ты выйдешь за меня замуж.
– Чего? – Вот сейчас она окончательно проснулась. Глаза забегали из стороны в сторону – точно, ревизию воспоминаний проводит.
– Ты сказала, что выйдешь за меня замуж.
– Я ничего такого не помню, – быстро ответила она.
Вот в этом – вся Татьяна. За других сражаться, хоть с отцами-архангелами – это ей раз плюнуть; а свою собственную судьбу за гриву ухватить – Боже упаси. Придумывать истории неимоверные, выходы из ситуаций искать немыслимых, проблемы решать, даже для ангела непосильные – это она с дорогой душой; а вот если решение принимать нужно – голову в песок засунет и так и будет стоять, дожидаясь, пока толпа археологов набежит ее откапывать.
Но, с другой стороны, согласитесь, что «Я ничего такого не помню» – явно лучше, чем «Я ничего такого не говорила». Ну, что ж, не помнит – значит, не помнит. Мне нетрудно еще раз спросить. Но только так спросить, чтобы у нее больше никаких отговорок не осталось. Я даже рассмеялся, припомнив свои вчерашние наблюдения. Так, она у нас, как будто, на каждое мое слово неткает?
– Ты хочешь сказать, что я вру? – спросил я.
– Нет, – тут же отозвалась она (Отлично!), – но я думаю, что даже у ангелов в расчет берутся только те слова, которые сказаны в здравом уме и твердой памяти.
– Я абсолютно с тобой согласен, – постарался я усыпить ее бдительность. – А сейчас ты как себя чувствуешь? Никаких расстройств в здравости ума и памяти не ощущаешь?
– Нет. – Она уже почти шипела от возмущения (Просто прекрасно!). – Как
– Ты сняла тяжкий груз с моей души, – проникновенно заметил я, готовясь к решительному удару. – Значит, сейчас, отдавая себе полный отчет в своих действиях, ты хочешь отказаться от данного мне вчера обещания выйти за меня замуж?
Следующее «Нет» она уже просто рявкнула. И тут же замолчала, хлопая глазами. Я расхохотался. Вот будет знать, как с психологом бороться! Которого она своими же руками и сотворила. Да еще и назвала Анатолием – что значит: изощренно изобретательный в достижении своей цели!