– Почему этот? – спросил я, оглядываясь направо и налево. Успешное решение чайной проблемы просто окрылило мое стремление к изучению непознанного. Здесь на всех пачках и банках тоже что-то написано. Почему бы не ознакомиться…?
Но Татьяна уже клала в корзинку выбранный ею кофе, ответив мне всеобъемлюще: – Потому что этот. Я всегда этот кофе пью. Тебе он тоже, по-моему, понравился.
Услышав в ее тоне знакомую окончательную нотку, я не стал настаивать. Нет-нет-нет, сегодня я спорить с ней не буду. Сегодня мне совсем не хочется, чтобы она заупрямилась, разозлившись. Сегодня она мне нужна в добродушном и податливом настроении. Сегодня нам предстоит важный разговор…
Я даже ужин сам приготовлю, решил я, когда мы подходили к дому. Во-первых, быстрее будет, да и потом… Не часто, согласитесь, бывает, когда желания твои полностью совпадают с долгом. Я должен проследить за тем, чтобы она поела, как следует, так? Я должен убедиться, что ее ужин разумно сбалансирован и должным образом приготовлен, так? Вот и я говорю. Да и свое удовольствие растянуть не мешает. Я уже предвкушал ощущение мясистости овощей, мягкости хлеба, недолгого сопротивления сыра под ножом, скользкой изворотливости масла… И запахи, запахи – дразнящие язык и небо обещанием скорого пиршества… Пожалуй, пару кусочков я в рот все же положу – нужно же попробовать, что я на стол ставить буду…
Опять нет! Да почему опять нет? Завтрак у меня, по-моему, очень неплохо вышел. Да был я уже сегодня в душе!
И вдруг она сказала, что ей хочется приготовить мне ужин. Я растерялся. Обида куда-то ушла, бросив на прощание неубедительно возмущенное: «Ну, почему ей всегда хочется делать именно то, что и мне?». На смену ей пришло … я не знаю, что это было. Мне всегда было трудно понять, что я чувствую, когда она смотрит на меня своими огромными лучистыми глазами –
Чувствуя, что еще минута такого молчания – и я позорно стеку на пол вязкой лужицей варенья, я ретировался в ванную. В самом деле, освежиться никогда не помешает…
Выйдя из душа и увидев томящееся в ожидании меня пиршество на столе, я окончательно смирился с потерей шанса подготовиться к нему. Да ладно – что за дискриминация, в самом деле: лишать язык удовольствия, когда нос и руки наслаждаются? Пусть уж все органы чувств принимают участие в празднике жизни! Я всегда был за справедливость и равноправие.
Не прошло и пяти минут, как я в очередной раз убедился, что решение не спорить с Татьяной никогда не было одним из лучших.
Она предложила мне попробовать … мясо.
Я мог бы поддаться.
Исключительно ради спокойствия в доме.
В котором сегодня мне нужна была обстановка мира и взаимопонимания.
Но она упомянула Анабель!
Это что – у нас новый образец для подражания появился? Потому что она дольше меня на земле живет? Или потому что она не знает, что такое смущение? Или потому что она к отцам-архангелам сама явилась за разрешением жить на земле в видимости? Или … потому что она своим Франсуа вертит, как хочет?!
Я рявкнул.
Не сдержался.
Но рявкнул коротко.
И почти сразу же пожалел об этом.
Для восстановления атмосферы мира и взаимопонимания я безропотно остался мыть посуду после ужина, в то время как Татьяна пошла принимать ванну. Где-то в глубине души я даже обрадовался. Вот она сейчас разнежится – ванна всегда действовала на нее умиротворяющее – а у меня будет минут пятнадцать-двадцать, чтобы обдумать, как вернуться к тому разговору, начатому в парке…
Через сорок пять минут я обнаружил, что, бродя бесцельно по квартире, постоянно оказываюсь у двери в ванную. Откуда не доносится ни единого звука. Что прикажете думать? Может, она время тянет, чтобы я рухнул от волнений, забыв о каких бы то ни было разговорах? Какое там рухнуть – у меня такое ощущение, что я сегодня вообще не засну! А может, она там заснула? Я ей засну! Люди должны спать в кровати. Под одеялом. И под моим неусыпным надзором. А может, она уже … сознание потеряла? Это же надо – в ванну на полный желудок, когда организм и так с перегрузками работает! С перегрузками, с перегрузками – я по себе чувствую. А может…?
О, Господи! Да я сниму завтра эту чертову дверь – ко всем чертям! Нечего мне баррикадироваться от меня – пусть вон шторкой прикрывается, если уж очень хочется. Мне через нее все равно все видно будет. Почти. У меня весьма некстати заработало воображение. А может, взять сейчас и зайти туда – проверить, как там дела? Не исключено, правда, что я тогда эту дверь прямо сегодня сниму – собственной головой. А если чуть приоткрыть ее и одним глазком… В конце концов, это – моя прямейшая обязанность: не спускать с нее глаз. Желательно обоих. Но что-то подсказало мне, что говорить мы в этом случае будем – долго и подробно – совсем не о том, чего бы мне хотелось. И только после того, как с меня сойдут поставленные ею синяки…