Но Татьяна уже вышла из кухни на балкон. И все мои мысли замерли, парализованные лицезрением серебристой ленты и зеленого моря по обе ее стороны… Вот на этом балкончике, пожалуй, я и буду жить. И размерами он мне как-то попривычнее, и от картины этой душа поет. От него бы еще канат протянуть – вон к тому столбу у деревьев… Мышцы размял – и прямо в воду…
Когда Татьяна вернулась на кухню, я уже не мог сдерживаться.
– Нравится? – спросил я ее о только что открывшемся нам виде.
Оказалось, что в данный, конкретный момент – для разнообразия – она разделяет мое мнение. Более того, она выразила его кратко и емко – одним словом; мне бы и десятка не хватило для описания своего восторга. Она даже как-то тонко, по-женски почувствовала, что именно на балконе я бы и обосновался, если бы мне пришлось поселиться в этом лабиринте.
Какой телефон? Зачем нам номер этого телефона? В принципе, идея неплохая – на балкон тоже телефон поставить, хотя я бы в первую очередь им ванные снабдил. Перезваниваться она со мной будет! Придти, что ли, трудно будет на балкон из…
Это она, что, из своего
Подумав немного, она отказалась – и я с облегчением перевел дух. Нет здесь дома. Квартира есть, большая, просторная, даже слишком – а дома нет. Вот если бы эти апартаменты с Татьяниным домом местами поменять… Близость к природе большую роль все же играет… А, вот что ее смущает – отдаленность от центра! Справедливости ради я привлек ее внимание к благоустроенности района, к его насыщенности зеленью, к близости воды… Так, похоже, отныне любое мое упоминание о воде будет поводом для лекции о вреде купания в холодную погоду! Ах, значит, чтобы никому не нужный номер телефона определить, нам две минуты не жалко, а чтобы к реке на те же две минуты подойти… Ну, ладно-ладно, поехали уже домой скорее.
По дороге домой я впервые задумался о том, что включает в себя это понятие. В первое время Татьянина квартира просто убивала меня своими размерами и пропорциями – особенно последними. Не разминешься там с ней – только из угла в угол и прыгай! Но со временем я начал чувствовать в ней эффект своего присутствия. Я убирал ее вместе с Татьяной, я покупал вместе с ней всякую домашнюю утварь, я складывал разбросанные вещи и следил за тем, чтобы холодильник не пустовал – пусть даже Татьяна, не видя меня, и не знала об этом. И потом – в этом доме была она. Мне не нужно было постоянно отвлекаться на посторонних – не угрожают ли ей, не мешают ли, не стесняют ли ее покой, не раздражают ли… И она у себя дома никогда (ну, ладно, почти никогда) не пряталась в свою раковину – я видел ее такой, какой она была на самом деле…
Потом, когда я материализовался, в этом доме, кроме нее и меня, появились еще и мы. Сколько мы здесь разговаривали, сколько мы ругались и потом мирились, сколько секретов она мне рассказала и сколько раз я умирал от желания прикоснуться к ней – и боялся, что меня опять выбросит в невидимость… В этом доме я впервые почувствовал себя человеком – до того, как отцы-архангелы дали мне на это право.
А теперь… Когда я вернулся и понял, что меня здесь ждут… Когда, после того нашего ночного разговора, она дала мне право назваться однажды хозяином этого дома, в котором она будет хозяйкой… Ой, как хорошо звучит! Все. В воскресенье поговорю с ее родителями. Они, по-моему, так хотели, чтобы она вышла замуж – так вот он, я! Пусть высказывают, что их во мне смущает! Если я уж этого Галиного пацана разговорил, то и с ними как-нибудь общий язык найду. Я – психолог или кто? А не найду, так… Я, между прочим, не на них жениться хочу! Хотя нужно постараться – Татьяна, по-моему, как-то наладила отношения с ними в мое отсутствие. И тут она впереди меня выскочила! Ничего-ничего, посмотрим…
Дома мы, наконец-то, поужинали. Мои размышления о доме как таковом продержались только в метро, избавив меня заодно от осознания подземной подавленности. В маршрутке они уже сконцентрировались на его наиболее выдающейся (по значимости, а не по размеру) части – кухне. На подходе к дому в мозгу у меня сигнальным огнем сиял один из важнейших ее элементов – холодильник. И когда мы наконец добрались до него, и он гостеприимно распахнул нам навстречу свою дверцу… И мы – в четыре руки – украсили неброское полотно стола яркими и сочными деталями… И хоть мы тут же уничтожили их, картина, радующая глаз, не пропала – она просто переместилась в сердце и желудок, создав ощущение благодушия и довольства миром…