Ангел из Галилеи

Тогда я видела его в последний раз. Некоторое время спустя неожиданно начали приходить так никогда и не подтвержденные сообщения о том, что он исчез на пересечении рек Рио-Бланко и Рио-Негро, точно в том месте, где сегодня можно увидеть святилище из камней, воздвигнутое в его честь.

~~~

Ты бодрствуешь в темноте тихой сентябрьской ночи. Ты молчишь, напрягая слух. Слышишь? Шелест крыльев, слабое касание перьев… Воздух слегка колышется… Это и есть мой голос.

Внутри у тебя вспыхивает сияние, но такое слабое, что едва излучает тепло. Это мое присутствие, растворенное в пространстве, которое проникает сквозь забвение и достигает тебя. Из мрака изгнания с тобой говорит отверженный ангел; наконец я могу нашептать тебе историю моих старых сражений.

Я то, что осталось от архангела Уриила, прежде бывшего огнем Божиим, неистовым пламенем, который в своем славном прошлом согревал и освещал планеты и сердца. Я был тем, кто сохранял в равновесии вселенные, уже созданные и создающиеся. Я, именно я бродил по голубым равнинам и размышлял об устройстве мира, ныне разрушенного и отданного на волю безумного случая. От меня зависели существа, рожденные под знаком Весов; мои шаги звучали в Южном полушарии, теперь лишенном моей защиты и отданном во власть чумы, голода и войны. Моя свита состояла из десяти всезнающих мудрецов, которые пребывали в молчании, храня давно забытую истину: не знать — вот высшая мудрость.

Ты видишь то, что осталось от меня — меня почти нет: я — тлеющие угли под слоем пепла. Утратив имя, я тайно влачу свое существование в рвении невежественной толпы, столь разумной, что восхваляет ангелов, даже не зная их имен.

Ты спрашиваешь, что произошло с моим былым величием. Кто погасил могучий свет, истекавший из меня, кто зачернил мое лицо, это бледное светило, кто затемнил мою прозрачную алебастровую кожу и обрезал кудри, падавшие мне на спину. Ты хочешь знать, когда начались мои войны.

Это случилось во времена, когда люди возмутились тем, что Бог так далеко, что Он одинок и недоступен, Высший из Монархов на небесах, и стали искать помощи ангелов, замечая их присутствие в каждом уголке земли, чувствуя их участие в природе всех вещей, даже наименьших из всех, вроде мышей или иголок. Каждый мужчина и каждая женщина могли полагаться на крылатого друга, и с первой минуты своего существования каждый новорожденный чувствовал дыхание ангела-хранителя над колыбелью. Также и каждая страна, даже из тех, что нет на картах, и каждый город, река, ручей, гора и озеро — все они имели своего ангела-хранителя. И не было человеческого ремесла, которое бы не располагало покровителем. Один — для каменщиков, другой — для пастухов, один — для суверена, а другой, такой же, — для вассала, для дворянина и для раба на пашне, для музыканта и для фокусника, для рыцаря и для его оруженосца, для охотника на оленей, для виноградаря, для маркизы, для коровницы, для роженицы, для булочницы.

Земля была ангельским царством, и я, Уриил, занимал свое место рядом с Михаилом, Гавриилом и Рафаилом в синедрионе главных архангелов, мы были равны меж собой и одинаково приближены к Престолу. На севере Рафаил — странник, покровитель путешественников и чужестранцев, носитель имени Божия, написанного на табличке на его груди, целитель болезней и врачеватель ран. На востоке Михаил — воин безбородый и горячий, его боевой клич «Кто как Бог!», и враг его, Дракон, падает, обезглавленный одним ударом меча. На западе Гавриил — посланник в пышных нарядах, упомянутый с восхищением и в Библии и в Коране, приносящий всем благие вести. А на юге я, Уриил — мудрец и властелин огня. Великий Уриил, огонь Божий, которого Энох, патриарх, в реальности которого принято сомневаться, признал достойным занимать самое высокое место на небосводе, на одну ступень ниже Господа.

Множество ангелов, наводнивших вместе со мной землю, было желанно людям смиренным и простым духом, но в других это вызвало тревогу и недовольство, были и те, кто с ужасом видел нашу руку простертой над всеми существами и всеми вещами.

— Языческий пантеизм! — кричали иерархи Церкви, снедаемые ревностью и чувствуя, что их смещают.

— Еретический анимизм! — вопили безжалостные и недоверчивые богословы, чувствуя угрозу главенствующей роли Христа, Сына Божьего.

На меня, Уриила, в ту пору именуемого Великим, пала месть Захарии, Папы, который, снедаемый злобой, запретил мое имя, приговорив моих последователей к сожжению на костре.

Но анафема и кара лишь раздули пламя, вера в меня распространилась до границ Священной Римской империи, и даже дальше, как пожар в сухих летних лесах. А потому выросло и число моих врагов, среди которых были могущественные мужи, такие как святой мученик Бонифаций и монархи Карл Великий и Пипин Короткий.