Ангел из Галилеи

На меня обрушились беды и напасти. Лаодикийский собор, синод в Суассоне, Германский собор, решив окончательно сокрушить меня, признали подлинными именами ангелов лишь те, что упомянуты в Писании, а таких всего три: Гавриил, Рафаил и Михаил, и как следствие вывели, что остальные — это прозвища демонов, и среди них мое, Уриил, они исключили его из числа четырех высших и поместили во главу списка проклятых, где за мной следовали Рагуэль, Хубуэль, Хониа, Адимус, Тубуас, Сабаот, Симиэль, Хеходиэль, Сеалтиэль и Баракиэль.

Кто взывал к этим ангелам и к другим с неизвестными именами, были обвинены в суеверии, отлучены от церкви и осуждены на смерть.

Михаил, Рафаил, Гавриил — трое оставшихся сохранили свои титулы и доброе имя, в то время как я, четвертый среди великих, попал на место первого из полчища изгнанников. Папа Клемент III приказал уничтожить мое изображение в базилике Санта-Мария-дельи-Анджели в Риме, и его примеру последовали епископы и приходские священники, так что на мозаиках и фресках я превратился в безымянное пятно штукатурки рядом с признанным и вечным величием Михаила, Гавриила и Рафаила.

Теолог Джузеппе де Терр пытался оправдать подобные бесчинства, указывая на опасность, происходящую от того, что любой верующий мог называть ангелов необычным образом, по его собственному желанию.

На самом деле Джузеппе де Терр и другие теологи боялись потерять власть и влияние на верования людей. Еще они боялись, что мы, ангелы Божии, столь же совершенные, как сам Господь, почти столь же одаренные красотой, силой и прочими свойствами, можем добиться того, что в конце концов сравняемся с ним или даже превзойдем его.

Ведомые ненавистью и страхом, иерархи так жестоко преследовали тех, кого называли идолопоклонниками, что леса и пастбища на юге Франции окрасились кровью. В Лико жгли кресты и громили святилища, воздвигнутые в мою честь. Они вели на костер сотни моих приверженцев, которые умирали с криком на устах: Non moritur Uriel![27]

Несмотря на все, я еще существую. Ни мечом, ни огнем меня не смогли стереть с лица земли. Я существую, как тлеющие угли под золой, — остались скудные реликвии, обманувшие запреты, и сегодня они говорят посвященному о моем пребывании в мире.

Я упомянут в гимне святого Амвросия, который имел обыкновение громко провозглашать в своей молитве: Non moritur Gabriel! Non moritur Raphael! Non moritur Uriel!

На свинцовой пластинке для удаления злокачественной опухоли, найденной в окрестностях Архенизы.

Среди коптов, которые даже посвятили мне ежегодный праздник — пятнадцатого июля.

В песнопениях Эфиопской христианской церкви.

В восточных календарях.

В средневековых литаниях и заклинаниях, распространенных в Сирии, Писидии и Фригии, но от них сохранились лишь бессвязные фрагменты.

Я — тот воин с восточным лицом, которого ты можешь найти в золотом полумраке капеллы Палатино в Палермо.

А еще ты найдешь меня в Сопо[28] — в нечетком образе придворного на портрете колониального периода, неизвестный автор которого решил нарядить меня в бархат и вложить в мою правую руку огненный клинок.

Едва различимый, расплывчатый, уже почти исчезнувший, я обитаю на этих рукописных страницах, на которых ты, женщина из Галилеи, пожелала дать приют затихающей пульсации моей крови.

А потому я продолжусь в тебе и к тебе прибегаю в тихой безмятежности сентября. От меня осталось мало, но я здесь. Я стану милостивой тенью, которая будет витать вокруг тебя до конца твоих дней. Чистой водой, которая освежит тебя в миг испуга. Верным псом, который побежит по краю дороги твоей жизни. Путеводной звездой, которая укажет, куда идти, когда придет время отправляться в путь.

Женщина, преклони колена. Раскинь руки, словно ветви дерева. Освободи, очисти твой дом и открой окно, пусть оно станет потаенной тропой для пугливого архангела, который бежит в поисках приюта, где бы он мог гореть, тайно и скромно мерцая блуждающим огнем.

Повторяй со мной литанию Амвросия и спаси меня от забвения: Non moritur Uriel! Non moritur Uriel! Non moritur Uriel!

VII. Мануэль, сын женщины

~~~

Каждую неделю я поднимаюсь в Галилею, чтобы навестить донью Ару и отвести к ней в гости малышку, мою дочь, которой уже исполнилось шесть лет.

Орландо, ее дядя Орландо, днем работает фотокорреспондентом в «Мы», а вечером заканчивает образование. Он все такой же мастер на все руки и так мне помогает, что я не знаю, что бы делала без него.