— Так я и не смеха ради. Вот ещё знаешь такую притчу?
— Знаю. Воздержись.
— Ты сейчас что-то сказать хочешь? Или просто разговариваешь?
— Просто. Или поговорить нельзя?
— Ради бога!
— Так составь компанию. А то всё проницательно молчишь с этой своей дурацкой улыбочкой. Дурацкой, дурацкой. Мне-то не надо ля-ля. Сморозить боишься?
— Да не боюсь. Вот ты сказала:
— Евлогин! Сморо-озил всё же. Ты не увлёкся?
— Разговаривем. Сама просила. Насчёт коньяка — извини, значит, навеяно. Фигурант отвалился — непричастен, по
— От кого?
— Скажи им: просто добрый дядя — конфеток передал.
— Не скажу. Добрый дядя не имеет к ним никакого отношения. Без конфеток обойдёмся.
— Ну, или так.
— Ты не понял, Евлогин?
— Понял я, понял.
— Что ты понял? Что ты знаешь? Вот что ты знаешь?!
— Всё.
— И знаешь, кто?
— А как же!
— Откуда?
— Мужская откровенность, Ев, не знает границ, когда пьянка один на один.
— Никогда не пьянеет.
— Я тоже. И что? Зато благовидный предлог: поговорить по душам — под коньячок! Что, царапнуло — про коньячок? Да нет. Просто сакэ — не моё. Так мы — под коньячок, под «Медный всадник». Никак не под
— У тебя есть душа?
— А у него?
— У него — есть!
— Поздравляю, ты всё-таки дура.
— А ты сволочь!
— О! Сволочь и дура! Какая пара… могла быть! Пронесло!
Всё-таки
Однако ещё и ещё раз к
Что сказать. Если никаких, если по существу. То… Да, помеха. Настолько помеха, что устранить её — святое дело!
Фигура речи, всего лишь и только. Не святое, нет. А насчёт
Бывает, бывает случай: есть тело — нет дела.
Но почему, почему эта… фигурантка… так-таки не назвала поставщика пресловутого (да-да!)
Прим.:
И вот ещё! Как бы неразбериха — следак, опер, эксперт,
Вы мне это прекратите! Упрёк насчёт некомпетентности забавен. Просто, значит, так надо. Намеренная лёгкая путаница. Как в Библии. Только прибавляет достоверности. Старый приём. И не воспользоваться?! Особенно на пользу
На пользу, да?
Глава 9
Не назвала поставщика. Может, и знает его, но не на уровне Ф.И.О., даже не на уровне телефонного номера. Так… рекомендован кем-то как знаток всяких элитных…
Но хотя бы словесный портрет?
Можно попробовать. Понимаете… Что-то чрезвычайно знакомое, но чего никак нельзя ухватить. Эти узенькие, зоркие, ярко-кофейные глазки с разрезом наискось. Тревожный изгиб чёрных бровей, идущих от переносья кверху. Энергичная сухость кожи, крепко обтягивавшей мощные скулы. А главное, выражение лица — злобного, насмешливого, умного. Пожалуй, даже высокомерного. Но не человеческого, скорее звериного. Ещё вернее, принадлежащего существу с другой планеты.
Момент! Что за текст? Не отсюда.
Конечно!
Ах да. Текст. Куприн же. «Штабс-капитан Рыбников». Не опознали, Ева Людвиговна?
Куприна? Нет. Штабс-капитана Рыбникова? Нет. Но в самом описании как таковом что-то чрезвычайно знакомое…
Еве Лювиговне — достаточно. Что sapienti, то sapienti. Поздравления с дурой — на совести Евлогина. Нет у него совести!