А в баню пришёл, пришёл. Виду не подали. Сам виду не подал. То есть все чуть шумней и дружелюбней, чем всегда. Он чуть мрачней и молчаливей, чем всегда. Так все по субботам в бане всегда шумны и дружелюбны. Он всегда мрачноват и скуп на слова. Коньяку? Да, коньяку принёс, как обычно. Этого добра у него… И да, персонально фляжку – для Саныча. Традиция.
Что-нибудь предвещало? Кто-нибудь первым заметил? Кто, кстати, первым заметил?
Да никто и ничего!
Игорь-колонель между парилкой и ещё парилкой – на бильярде сам с собой.
Измайлов-мнимый в креслах – сигаретку за сигареткой.
Зелин-классик – ну, с сыном о своём.
Саныч тоже как всегда: за три часа из парилки в зало не посунулся – такая у него… карма, своеобразное, но удовольствие. Вольника Шильника пропарил от души, потом – Амина
Словом, общее состояние – таким
Вот Амин вышел от Саныча в истоме, с трепетной негой. На ногах – еле-еле. То ли ему очень хорошо, то ли очень плохо. Не понять. Пойду, сказал,
Но, извини, Амин, через почти час давай вставай. Сеанс окончен. Хан? Сходи, подними его, ты с ним как-то ладишь…
Сходил. Тук-тук! Амин? Тук-тук!
А поздно. «Скорую» вызвали, но…
Всполошились? Не-ет. Но грузная
– Главное, он же нормальный пришёл?
– Нормальный пришёл.
– Саныч?
– Я его сегодня легонько, нежно. Как… ну, как бабу. Но он… нет, он был уже какой-то…
– А говорят чего? Сердце?
– Ничего пока не говорят.
– Жене позвонили?
– Кто будет звонить? Ты? Звони!
– Что я-то?!
– Спокойно все! Хан уже связался. Кому надо, все в курсе.
– М-да. Мужики! А по стакану-то?! Не оставлять…
– Да-а…
– Прямо здесь?
– Нет! Щас пройдёмся всего ничего, к «слонику», и – там! Заодно, чтоб два раза не вставать, выразим жене наше… наши…
Так выпьем! За пошатнувшееся здравие? Или за случившийся упокой? Врачи борются, спортивная общественность молится, друзья цинично бодрятся.
– Получается, следующая суббота у нас пролетает?
– Кто о чём!
– Сам вшивый!
– Очень смешно!
С лёгким паром!
Не смешно, не смешно.
Да-а, чемпион чемпионов… Заскорузлость, панцирь, броня, колосс. А сердечко-то… Бурят (Бамбай Цыжыпов, а?!) в Мордовии на захудалом… Примитивный о-со-гари… И сердечко – ёк! А ведь медкомиссии у них, постоянные медкомиссии…
Пристойный спич. Роняя скупую слезу – с громким всплеском.
Нет, не сердце. Тогда б – красиво. Ну, приемлемо.
Врачи скажут, наконец?! Диагноз, диагноз!
Да нате! Ботулизм. При попадании в организм
Особо тяжёлый случай с пациентом Данияловым. Пациентом стать не успел. Врачи на месте, в Казачьих, констатировали: он, летальный… Ну да. В луже говна, блевотина, пучеглаз… Ничего себе, сходил полежать после веников!
Саныч ни при чём, Саныч ни при чём!
Ботулизм. Вторая свежесть – вот что вздор! Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя. А если второй свежести, то это означает, что она тухлая! Извинить не могу.
Вась-вась тогда
Нет криминала. Нету!
Выстраиваем.
За три дня (за четыре!) до своей смерти гражданин Даниялов Амин ссорится с женой, гражданкой Данияловой Лилит, и отправляется ночным рейсом на турнир в Саранск, столицу Мордовии. (Почему-то с каким-то диким букетом тюльпанов!)
Гражданка Даниялова Лилит уже поутру вызывает слесаря, меняет замок на входной двери. (Слесарь долго возился. Консьержка недовольна была. Стук, грохот!).
Во второй половине дня гражданка Даниялова идёт на Сенной рынок – тут рядом, через Фонтанку, через мостик. Возвращается с живым осетром в полиэтиленовом пакете – килограмма на четыре, беспокойный, весь пакет издырявил носом своим. (Консьержка перепугалась: вдруг острое рыло из пакета! и шевелится, шевелится!). И запахи, запахи. Ароматы! В ночи…