– Я уже неоднократно повторял, что в гибели Алекса моей вины нет! Я не мог его вытащить из воды. Если бы вы были с нами в тот шторм, вы бы это поняли.
– Как знать, как знать…
– Ничего вы не докажете! – не выдержал Фианитов. – Суржиков сам пытался меня утопить, если бы не случайность, то в море бы оказался я, а не он.
– Любопытно. Вы считаете, что у Суржикова было намерение с вами расправиться и имелись для этого мотивы?
– Да сколько угодно! Он всегда мне завидовал, соперничал со мной, на пятки наступал, а я все равно приходил к финишу первым! Меня недавно назначили директором департамента. Вы бы знали, как он мечтал об этой должности! Но это – мое место. Так было и так будет всегда, и Суржиков это знал, но смириться с подобным положением вещей не мог.
Тогда Валентин эти слова Фианитова счел защитной реакцией, желанием во что бы то ни стало выгородить себя. Теперь же, после гибели Валерия, следователю пришлось принять их как косвенную улику против Суржикова.
Рената уже начала привыкать к тому, что ее постоянно вызывают в РУВД. Она успела изучить характеры всех оперативных работников, а следователь Мостовой стал ей почти родным человеком. Ей нравился этот харизматичный мужчина – своим цепким умом и тонким чувством юмора, хотя вначале, когда ее саму подозревали в убийстве Суржикова, она относилась к следователю несколько иначе.
После того как объявился Суржиков, дело закрыли. Об этом Ренате было известно, и теперь она не представляла, зачем она понадобилась милиции вновь.
– Валерий погиб?! – Рената не смогла скрыть своего изумления.
– Вот такая вот петрушка, – развел руками Валентин. – Теперь нам предстоит выяснить, кому мог помешать Фианитов. Вы неплохо разбираетесь в людях, поэтому я и хочу узнать ваше профессиональное мнение. Мы подозреваем Алексея Суржикова. Как вы считаете, он способен на убийство?
– Смотря на какое… Совершить убийство можно спонтанно, а можно – заранее все продумав. Первый вариант – точно не для Алексея! Это очень сдержанный человек, прекрасно владеющий своими эмоциями. Мне довелось однажды видеть его сердитым. Голос Суржикова был напряженным, он не кричал, нет, но разговаривал очень резко. Я много раз видела мужчин в гневе, и нередко мне становилось страшно, что они непременно на ком-нибудь сорвут свою злость, и тогда тому человеку не поздоровится. Алексей же у меня опасений не вызывал, от него волн агрессии не исходило вообще. Могу сказать, что он добрый, хотя его доброта весьма своеобразна – он часто обижает людей и сам того не замечает, считая, что поступил справедливо. Что же касается заранее спланированного убийства, тут все сложнее… Я не настолько хорошо знаю Суржикова, чтобы дать точный ответ на этот вопрос. Не сомневаюсь в одном: он человек весьма разумный и, прежде чем что-либо сделать, тщательно взвесит все «за» и «против». Если овчинка покажется ему не стоящей выделки, Алексей не предпримет абсолютно ничего.
– А если овчинка дорогая и выделки стоит?
– Значит, потребуются очень веские причины для убийства.
– Веские причины… – произнес Мостовой задумчиво. – Они для всех разные. Для кого-то и сто рублей – причина, чтобы отправить человека на тот свет.
– Не знаю, насколько это может быть связано с убийством, – сказала Рената, поколебавшись. – В походе произошло вот что…
Еще когда ее допрашивали впервые, в связи с пропажей Суржикова, следовало заявить о найденной на борту яхты картине. Тогда Рената решила этого не делать. Картина вернулась в музей, она не пострадала, а вот Арине грозили неприятности. Ренате было жаль свою наивную подопечную. К тому же ей самой нервы основательно вымотали бы – все-таки получается, что и она в чем-то выступила соучастницей. «Негодяя бог накажет», – рассудила тогда Рената и словно напророчила. Но свершить кару Всевышнему явно кто-то помог.
Отпустив Ренату, Мостовой связался с оперативниками и поручил им работу, связанную с открывшимся новым обстоятельством дела – картиной, которую Фианитов сначала выманил у сотрудницы музея, а затем вывез на яхте за рубеж. С этой целью Кострова отправили «на раскопки» в архивы Русского музея, а Шубин занялся Ариной Калязиной.
Серые печальные глаза уставились в стену, их обладательница совершенно не желала идти на контакт. Терпение у Шубина закончилось. Он объяснил Арине, чем ее молчание может для нее обернуться, но девушка словно набрала в рот воды.
– Я вам предложил рассказать о человеке, для которого вы вынесли из музея полотно, в обмен на мое обещание, что дело по поводу этого инцидента возбуждать не станут. Не хотите, как хотите.
Арина совсем отвернулась от Шубина, но он успел заметить, что на ее глазах появились слезы. Два тонких ручейка скользнули по щекам, и почти одновременно капли слез упали на лист бумаги, лежавший перед Ариной.
– Вот, выпейте, – привычным жестом наполнил Анатолий из чайника чашку и предложил девушке.
Арина выпила воды, вытерла слезы и заговорила:
– Я не понимаю, как это случилось. Денис…. То есть Валерий… Он был таким обходительным, внимательным, так интересно рассказывал про живопись!..