— Алло, — это голос Гелиной мамы.
— Здравствуйте, это Артем, не могли бы вы позвать Ангелину?
— Нет, Артём, она спит.
— Вы не могли бы попросить её перезвонить мне, как только она проснётся?
— Нет, Артём, — я слышу стальные нотки в её голосе. — И тебя попрошу больше не звонить. Вы очень сильно обидели её. Я не представляю, как можно настолько жестокими. Если увижу тебя рядом со своей дочерью, ты пожалеешь. Если нас нет такого количества денег, не значит, что тебе ничего не будет. Надеюсь, мы друг друга поняли.
Она кладёт трубку. Это её дочь, я могу понять её поведение. Я бреду в сторону своего дома. Почему-то все считают меня золотым мальчиком, забывая о том, что я тоже человек и у меня есть чувства. Сейчас они кричат мне о том, что я не хочу терять Ангелину. Неожиданно, это все чего я хочу. Я бы попросил у Деда Мороза, если бы он существовал, чтобы она простила меня.
Возле парка стоит Кабан и скалится на меня своей улыбкой.
— Что ты Сокол не весел, голову повесил? — он смеётся над своей же шуткой.
— Отвали, Кабан, по-хорошему. Пока все зубы целы, — я останавливаюсь, жду, чтобы он ответил. Тогда можно будет врезать ему, кулаки очень чешутся.
— Что-то случилось? — как назло он становится человеком, даже жаль. — Сокол, да колись ты уже. Все равно никто не поверит, что мы с тобой вот так спокойно разговариваем.
Неожиданно для самого себя я все ему рассказываю.
— Лиза, как всегда, везде нагадит, — кому как не ему знать про Марьину. — Слушай, так этот парень прав про тебя.
— И ты туда же.
— А что? И ты такой, и я такой. Жизнь у нас с тобой такая, прими как данность. Даже напрягаться не нужно, все и так есть. Она вроде хорошая девчонка, Ангелина. Ну, погуляешь ты с ней пару месяцев, а потом бросишь. Надоест. Может, ты не будешь жизнь ещё больше ей портить?
Я молчу, неужели я такой? Наверное, они все правы, и Кабан, и Данил, и Ангелинина мама. Лучше мне просто отпустить ее. Я понимаю, что уже не представляю свои дни без Очкарика, без мыслей о том, что увижу её завтра.
Один раз я уже пережил потерю близкого человека. Постараюсь пережить ещё раз.
ПОСЛЕ
Всю ночь я горю, мне постоянно снятся сумбурные сны, которые снова заканчиваются одним и тем же. Мои одноклассники стоят и смеются надо мной. Я понимаю, что у меня поднялась температура, меня знобит. Мама спит на кресле рядом с кроватью. Я здорово испугала её своей истерикой. Я плакала и пыталась рассказать ей все. Бедная мамочка. Она просыпается и подходит ко мне, кладёт руку мне на лоб.
— Ты вся горишь. Принесу градусник, — она уходит за аптечкой. Через пять минут градусник показывает тридцать девять градусов. — Нужно принять жаропонижающее.
Я пью сладкий сироп и проваливаюсь в спасительный сон.
В восемь утра я чувствую, что температура спала. Только у меня не двигаются руки и ноги. Я ничего не хочу, пытаюсь отвлечь себя чем-то, но мыслями возвращаюсь ко вчерашнему вечеру. Мама приносит мне завтрак в постель. Раздаётся звонок в дверь. Папа заходит ко мне в комнату.
— Геля, там к тебе пришёл мальчик, — я с надеждой смотрю на папу, наверное, Артём. — Данил.
— Хорошо, пусть заходит, — в душе все опускается. Даня уже приходил ко мне за книгами, но как он узнал, что мне плохо. Мама выходит из комнаты.
— Геля, привет.
— Привет, Даня, — я выдавливаю из себя улыбку.
— Я вчера был на дискотеке в школе. Говорят, что Соколовский бросил тебя. Я подумал, что тебе нужна поддержка.
— А что ещё говорят?
— Нуу. Вроде бы что-то про то, что он просто прикалывался, изображая отношения. Это правда?
— Да, Даня, правда, — я произношу это вслух. Мне больно, очень. Я хочу лечь и заснуть, а проснуться уже летом после экзаменов. Думаю, мне хватит полгода, чтобы забыть обо всем.
— Прости, что так получилось. Если бы я знал, я бы тебя предупредил.
— Ты предупредил меня, я тебя не послушала, если ты помнишь, — я чувствую, как снова поднимается температура.
— Геля, если что-то нужно, ты говори. Я все принесу.
— Спасибо. Дань, я хочу поспать.
— Конечно, ещё увидимся, он выходит из комнаты. Я проваливаюсь в сон и слышу, как мама зовёт его, чтобы поговорить.