Ангел Кумус

– Нужно действовать! – инспектор вскочил и заметался по небольшой комнате. – Поехали! Раз вы уж тут всех знаете, отвезите меня к… – он покопался в кармане и достал листок, на котором утром незаметно написал имя милиционера, одного из обнаруживших Макса П. в посадке.

– Ничего не получится, – Тэсса внимательно и грустно посмотрела на возбужденного мужчину. – Умер.

– Ладно, тогда любого милиционера, который в шестьдесят четвертом служил в тридцать первом отделении милиции?

Глаза женщины расширились, как будто она что-то угадала или вспомнила давно забытое.

– Что? – закричал инспектор, наклонясь к ней горящим лицом.

Тэсса молча вышла из домика Тарасовны. Молча завела мотор и уехала бы, забыв про инспектора, если бы он не вскочил в последний момент в тронувшуюся с места машину. Они вернулись в архив.

Восьмой сон смерти. Попытка проснуться.

… Трое подростков дошли до станции. На той стороне переплетения рельсов темнели зеленью деревья. Макс молча показал туда рукой, Хамид уговаривал спрятаться, но Федя пошел за Максом безаговорочно, тогда и Хамид поплелся сзади.

– Куда мы идем? – спросил он, не выдержав молчаливого шествия.

– Домик для черепахи, – сказал Макс.

– У нее здесь еще и домик свой есть, – пробормотал Хамид, прижав руками сосущую нервную боль в животе. – Она сдохла, а мы несем ее в домик. У нее там, наверное, и свой склеп есть, слуги, хозяйство…

Макс уверенно шел между деревьев, горячий воздух здесь был приятней, чем на открытом пространстве, легкий, с примесью нежного духа молодых листьев и травы. Выбрав одному ему ведомое место, Макс потоптался и стал сгребать сухие ветки с небольшого холмика.

– Дворец черепахи! – Хамид воздел руки к небу, когда рассмотрел нору и выстроенный над ней навес полукругом из больших продолговатых кусков слепленного навоза.

Макс сел на землю, снял с шеи холщовый мешок с дохлой черепахой и осторожно просунул его в нору. Подгреб землю, закрывая вход.

– Спи спокойно, лучшая из лучших черепах! – не унимался Хамид. Федя молчал.

Макс вдруг лег на спину рядом с норой с надстройкой, сложил руки на груди и посмотрел в небо.

– Умру, – сказал он.

– Вставай, не дури, – Федя улыбнулся.

– Умру. Стану черепахой. Уходите.

– Послушайте только, это уже не просто два связанных слова! – завелся Хамид. – Это целый роман.

Сильно сжав веки двумя пальцами, вздохнув при этом глубоко и сладко, Макс вдруг затих. Сползли вниз и замерли повернутые к небу ладони. Мальчики прислушались. В нагрянувшей тишине тело перед ними – огромное и застывшее – не издавало ни звука.

– Эй, кончай, – неуверенно потрогал его Федя. – Вставай, идиот несчастный, вставай немедленно! – Не смей, ты не можешь вот так просто умереть! Я не дам тебе умереть, придурок! Вставай! – он тряс неподвижное тело. – Вставай, пожалуйста, – Федя уже не мог сдержать слез, – я что хочешь для тебя сделаю, ты… ты мне нужен. Ты мне очень нужен, понимаешь, идиот проклятый!

Хамид стал на колени, наклонился и приблизил ухо к лицу Макса. Послушал, закрыл глаза и покачал головой. Тогда Федя оттолкнул его, просунул руку под рубашку, отлавливая сердцебиение, потом тоже наклонился к отечному лицу, всматриваясь с исступлением в закрытые глаза. С его щеки упала капля на веко Макса. Веко не дрогнуло. Обессилев, Федя упал головой на огромную затихшую грудь и вдруг почувствовал покой и нежную радость. Словно кто-то провел невидимым прохладным крылом по лбу. Он встал и пошел, не оглядываясь. Хамид пошел было за ним, ничего не понимая, потом вернулся. Неуверенно пнул ногой большое тело, Побежал за Федей.

– Вот так и бросим его?.. – спросил он уже на станции.

Федя молчал. Он вытер лицо и огляделся. Хамид, прищурившись, смотрел на тронувшийся товарный поезд. Они побежали, перескакивая через рельсы, в последний момент заметили скорый поезд, преградивший путь. Когда скорый отгрохотал последним вагоном, товарный был уже далеко, но мальчики побежали за ним.

– Смотри… там! – Хамид первый заметил человека, высовывающегося из последнего открытого вагона. – Смотри! – закричал он что есть силы и прибавил скорости. – Смотри! Смотри!

Из вагона высовывался Макс и протягивал руку. Он затащил их внутрь по очереди, опешивших и потерявших дар речи.

– Ну!.. Ну ты даешь! – это все, что мог сказать Хамид.

Федя молча обнял Макса и ощупал его сверху донизу, до грязных затвердевших пяток, выступающих из стоптанных шлепанцев. Казенных ботинок на размер ног Макса в интернате не нашлось.

В посадке, в тени одичавших абрикосовых деревьев, у норы с полукруглым навесом чуть пошевелилась большая черепаха. Она осторожно вытянула голову и сделала первый медленный шажок. Пройдя несколько сантиметров, черепаха остановилась и потерлась головой о большой лист лопуха, сгоняя с левого глаза мешавшую смотреть соленую каплю.

Ночью у Феди начался жар. Он бредил, лежа на деревянном полу вагона. Макс сел, положил его голову себе на ногу, обхватил ладонями и не давал ей метаться из стороны в сторону. Хамид заплакал.