Доротея оглянулась через плечо… и ее спокойное сосредоточение впервые оказалось поколеблено. Когда главы университета заинтересовались ее необычным талантом и потребовали демонстрацию, она не слишком разволновалась. Только удивилась – и откуда прознали? – а беспокоиться не беспокоилась. Это была всего лишь ее способность, которой сама она никогда большого значения не придавала, не считая, будто отличается от других чем-то интересным или особенным. Правда, один из ее прежних учителей советовал ей не слишком распространяться по поводу необычного дара, равно как и о других вещах, которые она могла делать… Так она большей частью и поступала. Не сказать чтобы из осторожности или страха, просто она не обращала особого внимания на свои способности и порой вообще о них забывала.
Доротея всего лишь хотела рисовать и делать иконы. Конкретное применение ангельской магии и в целом вызов ангелов ее не слишком интересовали. Ей просто нравилось создавать образа. Трамерейн, а ныне Бельхолла казались девушке едва ли не раем: здесь она могла день-деньской изучать чужое иконотворчество и заниматься своим. Ей даже не приходилось готовить еду или стирать – она могла полностью посвятить себя искусству.
Лишь теперь Доротея с запозданием осознавала, что столь благословенное существование могло оказаться под угрозой – как раз из-за их интереса к тому странному таланту… а они еще не знали об остальных! И университетская верхушка – еще полбеды. Женщина, приближавшаяся по проходу между столами, представляла собой персону совсем иного порядка. Даже звон ее шпор и покачивание рапиры в ножнах на левом бедре, казалось, источали угрозу.
Она была очень рослая, темные волосы покрывала широкополая шляпа с красным пером. Лицо хранило суровое выражение, взгляд источал холодность. Со лба до челюсти пролег длинный шрам, тянувшийся через глаз: без ангельского вмешательства женщина определенно лишилась бы левого глаза и носила бы повязку. Кожа у нее имела цвет темного золота, шрам представлял собой тонкую белую линию. Словно кто-то рассек бронзовую грушу, а потом сложил вместе в бездарной попытке спрятать разрез.
Хотя опасная дама не была облачена в накидку поборницы кардинала с изображением девятичастных крыльев Архангела, ее приверженность достаточно обозначали пурпурный оттенок куртки и значок на шляпной ленте: золотые архангельские крылья и над ними митра в короне – эмблема кардинала Саранса. Высокому рангу отвечал золотой шарф через плечо, а квалификации как ангельского мага – множество иконных колец. Это уже не говоря про образа в виде брошей и поясных блях, частично перекрытых шарфом.
По мере того как женщина подходила, Доротея ощущала дрожь и трепет двух своих маленьких, слабых икон – точно как и в присутствии икон ректора. У нее имелись всего лишь образа Драмиэля и Хорсинаэля – двух серафимов весьма ограниченного могущества. Первый в какой-то мере очищал кровь, что, кстати, неплохо убирало похмелье. Второй ведал связью между жидким и твердым: создатели икон часто взывали к нему, ускоряя подсушивание шпаклевки.
Маленькие серафимы затрепетали бы перед любым иным ангелом, но Доротея сразу заподозрила, что новоприбывшая служительница кардинала имела при себе иконы Сил, а то и Князей. И, стало быть, вполне могла оказаться куда моложе примерно тридцати лет, на которые намекала ее внешность. Могучие ангелы, чьей силой она распоряжалась, вызывали преждевременное старение.
Доротея никогда прежде не видела эту женщину, но в том, кто она такая, никаких сомнений не оставалось. Многие студенты Бельхоллы либо почитали, либо демонизировали ее – все зависело от их амбиций и политических пристрастий.
Ее фамилия была Рошфор. Звание – капитан поборников кардинала Дюплесси.
– Надеюсь, я не опоздала, – сказала Рошфор, снимая шляпу и раскланиваясь с ректором.
– Нет, – коротко ответила та, в то время как остальные отдали поклоны. – Впрочем, в зависимости от того, зачем вы здесь, капитан. Кардинал требует меня к себе?
Рошфор надела и расправила шляпу.
– Никак нет, мадам ректор, – проговорила она. – Я, как и вы, пришла посмотреть на занятный фокус новой иконщицы. Ты же, как я понимаю, Доротея Имзель? Из университета Трамерейна, а до того училась в Даррозе? Мать – Джения Имзель, отец официально неизвестен, неофициально же всей провинции известен как Дестранж, граф Даррозы?
– Именно так, сьёр, – снова поклонилась Доротея. – Все верно до последнего слова.
– Твоя мать известна как создательница икон высшего класса, – сказала Рошфор. Говорила она холодно, отчего слова звучали как комплименты, тон же – наоборот. Что и подтвердила следующая фраза: – А вот отец – отнюдь.