– Очень немногое, ваше высокопреосвященство. Ларцы я видела только в детстве, а потом весьма мимолетно, перед тем как меня… как меня выдали замуж. Когда мою собственность оценивали для брачного сговора… – Она сделала паузу: идеально очерченные губы чуть задрожали. Справившись с собой, леди Дейемс отважно продолжила: – Матушка говорила, что та наша прародительница, а звали ее Изабелла, была очень богата, но ее прошлое окутывала некая тайна. Бабушка же посвятила меня в семейное предание: когда Изабелле было лет пятнадцать, она уехала из Истары. Случилось это непосредственно перед Погибелью, так что богатств на прародине осталось неизмеримо больше, чем удалось вывезти. Тем не менее Изабелла считалась весьма состоятельной: она вышла замуж за графа Мирвича, ставшего впоследствии герцогом, а тот доводился кузеном Эрдварду Третьему Этелингу…
– Не упускает случая похвастаться царственной кровью, пускай и альбийской, – пробормотала Доротея.
Забыв о ларце, художница рассматривала Дейемс. Без восторга, восхищения и подавно без похоти, скорее с исследовательским интересом. Она словно бы как следует не понимала, что именно попалось ей на глаза, и силилась разобраться, что же не так.
– Высочайшего происхождения, богатая, красивая, молодая, – перечислил Анри. И тоскливо вздохнул: – Мне до такой дотянуться… как до тех золотых апельсинов!
– Подставь стремянку, и апельсины твои, – заметила Агнес.
– Вот только голову бы не отрубили, – отозвался Анри.
– Чего доброго, перед нами новая королевская фаворитка, – медленно проговорил Симеон, наблюдая, как София улыбается Дейемс, а та лукаво поглядывает на ее величество сквозь опущенные ресницы. – Какая поразительная красота. Да еще и привлекательность…
– Что? – спросила Агнес.
– Красота не всегда бывает влекущей, – пояснил Симеон.
– Тихо вы! – шикнула Доротея. – Хочу расслышать, что она говорит!
– Вот и все, что мне известно, – завершила свой рассказ Дейемс. – Лишь имя да легенда о несметных богатствах на родине. И были еще вот эти два сундучка, черпать из которых матушка завещала мне только в случае крайней нужды… По счастью, наша семья никогда не знала недостатка в деньгах, отчего сокровище лежало невостребованным долгие годы… пока не вернулось к истинной владелице. Право же, ваше величество, я и не ведала, что эти иконы – те самые, знаменитые, похищенные у вашей венценосной праматери…
– Естественно. Откуда бы тебе знать, – ласково утешила ее королева.
– Помимо золота и образов, бессмысленного письма и рисунка, в котором вы, капитан, вроде бы узнали некую карту, был еще предмет, унаследованный моей матушкой от Изабеллы. Увы, он ныне утрачен…
– Что же это было? – спросила София.
– Странная такая пара перчаток с обрезанными пальцами, сшитых из толстой мягкой кожи. У них еще были на ладонях клепки с маленькими шипами… Очень, очень старые перчатки. Не знаю, что с ними сталось.
– Перчатки для лазанья, – медленно проговорила Дартаньян. – Такими пользуются самые ловкие из воров.
– О нет, только не это! – воскликнула Дейемс. И в расстройстве закрыла лицо изящными ручками с длинными пальцами. – Ведь не могла же моя прародительница быть тем самым вором, что похитил у вас иконы, ваше величество!
– Спорю на что угодно – так дело и обстояло, – прошептал Анри.
– Тише, тише, дитя. Успокойся, – сказала королева. И притопнула сапожком по полу. – Сядь вот здесь, подле меня. Ты не в ответе за грехи далекого предка, точно так же, как я – за деяния Безумной Королевы Анриетты. Напротив, ты оказала королевству невероятную услугу, вернув эти ларцы в Саранс. Возможно, первый из них достался мне волей случая, но вот второй я принимаю непосредственно из твоих рук. Утри же слезы, дитя! Не стоит орошать ими столь прекрасные щечки!
– Что-то до крайности не так с этой миледи Дейемс, – нахмурилась Доротея.
– Помимо того, что она ослепительно красива, богата и почти царственна? – спросил Анри. – А еще она альбийка. О да, это большой недостаток…
– Не в том дело, – сказала Доротея.
– Тогда в чем?
– Я не уверена, – медленно ответила девушка. – Не могу точно…
– Да ты просто ревнуешь, – сказала Агнес, и ее тон свидетельствовал, что уж сама-то она ни чуточки не ревнует. Впрочем, последующие слова скомкали впечатление: – У нее даже меча нет! Боится, поди, клинка обнаженного!
– Ревную? Вот это вряд ли. – Доротея покачала головой. – Я, наверно, просто устала. Когда я смотрю на нее, я… не знаю… В Башне, знаете ли, трудно как следует выспаться. Я вымоталась…
– Они там о нас говорят! – подал голос Симеон, единственный, кто продолжал следить за людьми в беседке. – Ох, что бы сейчас ни произошло, да свершится оно быстро… и по возможности безболезненно… чтобы мы поскорее вернулись к благословенной безвестности!
Агнес и Анри вопросительно уставились на него, лишь Доротея понимающе кивнула. Все четверо приникли к щелке и навострили уши, стараясь разобрать, о чем говорится.