Ангел мертвеца

– Сами – вряд ли, но могут попытаться вытащить тебя чужими руками. Спланировать операцию и проследить за её исполнением, как они это сделали на Солянке.

– Но зачем? – этот вопрос вызвал у рыцаря не меньшее удивление, чем первый. – Чем я так важен?

– Сам по себе – ничем. – Консул едва заметно усмехнулся. – Ты очень сильный маг, но не выдающийся и в рядах моих противников командоров войны достаточно. Но у тебя хватило дерзости и отваги открыто бросить мне вызов и об этом все знают. Ты, конечно, не стал знаменем Сопротивления, как Джира, но шума наделал много, и, если у них появится выполнимый план, они обязательно попробуют тебя вытащить. Во-первых, чтобы ещё больше уронить мой авторитет. Во-вторых, показать, что спасение моих врагов для них дело чести.

– Навы слишком прагматичны, чтобы рассуждать о чести.

– Они прагматично рассуждают о воздействии, которое окажет демонстрация силы на жителей Тайного Города. Освободив тебя, они укрепят Сопротивление сильнее, чем уничтожив половину Внутренней Агемы.

– Но ведь я… вы… Все понимают, что вы могли прочитать мне «слово князя».

Дориан знал, что те, кого Консул обращал в своих верных сторонников с помощью невероятно сложного, известного лишь ему заклинания, не запоминали церемонию, зато в их душах появлялась искренняя любовь к нему и желание служить. Знал, и потому периодически спрашивал себя, как он относится к Консулу? Всякий раз испытывал жгучую ненависть, но не был уверен, что это чувство – настоящее. В последнее время он ни в чём не был уверен. Ведь прочитав «слово князя», Консул – преследуя определённые цели – мог приказать Дориану изображать ненависть к себе…

– Прочитал я тебе заклинание или нет – для них не имеет значения. Важен будет только тот факт, что ты окажешься на свободе. Затем они проведут проверку, узнают правду и, если окажется, что ты услышал «слово князя», устроят героическую гибель и обвинят в ней меня.

– Так и должно быть, – пожал плечами Машар. – Я бы на их месте поступил именно так.

– Поэтому я не позволю этому случиться, – отрезал Консул. – И поэтому тебя не перемещают из камеры, о местонахождении которой знают всего двое, что резко уменьшает вероятность твоего освобождения.

– Почему вы не используете меня? – вдруг спросил рыцарь. – Почему не прочитали «слово князя» и не представили публике как раскаявшегося в содеянном преступника?

Ответа не ждал, но получил его:

– Во-первых, я ещё не решил, как лучше тебя использовать. Во-вторых, прошло слишком мало времени, и столь быстрое раскаяние вызовет серьёзные сомнения в его искренности. – Пауза. – Как ты понимаешь, самым разумным выходом было бы устроить публичную казнь особой жестокости, однако советники уверяют, что времена изменились и теперь подобное мероприятие не вызовет нужного мне эффекта.

– Интересное замечание.

– Я тоже не уверен в точности советов, поэтому пока не отказался от мысли устроить тебе долгую и мучительную казнь. Эта идея рассматривается наравне с прочими.

– Понимаю.

– Тебя это не тревожит?

– Вы спрашивали в ходе нашей прошлой беседы.

– Мне не было необходимости спрашивать, я знаю, что ты не боишься. – Странно, но Консул сумел разместиться на неудобном седалище с необычайным комфортом и грацией. В какие-то мгновения Дориану казалось, что лидер Альянса сидит не на табурете, а в прямом кресле. – Ты умён, прагматичен, умеешь просчитывать ходы… в тот момент, когда ты понял, что Лисс примкнула к Сопротивлению… ты ведь давно это понял?

– Конечно.

– Ты понял… и в тот самый миг ты уже знал, что предашь меня. Ты ещё не знал, когда это случится, но не сомневался, что предашь обязательно. Вот тогда ты мог испугаться, Дориан, но в этом нет ничего постыдного, поскольку ты умён и тут же оценил последствия своего шага. Ты тщательно обдумал всё, что я могу с тобой сделать, и принял это. Поэтому теперь ты не боишься и готов к смерти, даже к самой лютой.

Машар промолчал.

– А ведь ты даже не нав…

– Не только навы отличаются твёрдостью.

– И тут ты прав, – признал Консул. – Но у каждого есть слабое место, даже у каждого нава. И так получилось, что я знаю твоё…

– Вы обещали, что оставите Лисс в покое, – глухо сказал Машар.

– И пальцем не трону, – отчётливо и веско произнёс Консул. – И разорву на куски любого, кто осмелится причинить ей хоть малейший вред.

– Но это моё единственное слабое место.

– Слабое место не Лисс, а твоя любовь к ней.

Рыцарь вздрогнул. А затем криво улыбнулся:

– «Слово князя» не поможет?

– «Слово князя» я оставлю на тот случай, если не придумаю ничего поинтереснее, – не стал скрывать Консул. – Его недостаток в том, что Лисс поймёт происходящее, а ты – нет. Ты будешь по-прежнему её любить и расстраиваться, не понимая, почему девушка постепенно отдаляется. А она будет разрываться на части, зная, что ты – это не ты, принимая твою тупость, мучаясь из-за твоей верности мне, и однажды уйдёт.

– Что же вам не нравится?

– Хочу придумать что-нибудь более жестокое. Чтобы вы оба заплатили за слово, которое мне пришлось дать.

– Но в данном случае я тоже окажусь несчастен.