— А вот и нет! — возмутился я. — Меня, конечно, не радует, что все последствия твоих демаршей по улучшению жизни Татьяны именно мне на голову валятся, но знай я о них заранее… а я бы, в отличие от тебя, не поленился их просчитать!.. я бы слова против не сказал.
Марина с нарочитым недоверием смерила меня взглядом с головы до ног.
— И дело даже не в том! — быстро перешел я к следующему аргументу. — Речь уже идет о том, что однажды в своих самовольных вылазках ты нарвешься на серьезного противника — и тогда что? Не дай Бог случится… что-то, когда никого рядом не окажется — будешь в следующей жизни и карателей тоже за нерасторопность ненавидеть?
— Уже нарывалась, — презрительно заметила Марина.
— При полной поддержке Стаса, — с удовольствием подхватил я, — и после согласования с ним своих действий. Каковое требует огромной подготовительной работы, которую тебе просто не показали. И ты решила, что вполне могла бы даже темного играючи, одной рукой на обе лопатки уложить. И главное — что в любой ситуации нужно сразу к радикальным мерам прибегать. — Помолчав немного, я добавил: — Мы с тобой в последнее время разговариваем, как хирург с терапевтом: хирург кричит: «Резать!», а терапевт его уговаривает, что нужно сначала — перед выбором метода лечения — понаблюдать за состоянием больного.
— Это ваше наблюдение не реже к летальным исходам приводит, — фыркнула Марина.
— А скажи мне, пожалуйста, — спросил ее я, — ты согласна, что с Галиной матерью прокололась?
Глянув в сторону, она ничего не ответила.
— И что — все равно тебе было? — настаивал я. — Не стали мысли появляться… неотвязные… что вот, как-то иначе можно было? — Опять не дождавшись ответа, я продолжил: — Так почему тебе не приходит в голову, что у твоего ангела точно также камень на душе лежит? Много лет и без единой минуты забвения? Ты новую жизнь получила, с чистого, как говорят, листа…
— Вам, насколько мне известно, тоже память чистят, — резко перебила меня Марина.
— А вот здесь позволь мне тебя уверить — такое не забывается… — И именно в этот, самый неподходящий момент ко мне подбежал Олежка и потащил к бассейну.
Во время нашего морского боя мне постоянно лезли в голову мысли о том, как объяснить Марине, что такое вечность раскаяния, осознания своей несостоятельности и сомнений в праве на принадлежность к ангельскому сообществу — одна другой лучше. Где они только раньше были? Вот и сражение проиграл!
Когда мы вернулись на веранду, я время от времени поглядывал на Марину и при виде ее упрямо-замкнутого выражения чуть не взвывал мысленно — ну, вот каких-то десяти минут не хватило, чтобы укрепить в ее сознании ростки здорового сомнения! А когда по дороге домой Татьяна проговорилась, что они со Светой в Маринином присутствии друг другу на своих начальников жаловались, я и вовсе расстроился. И целую неделю потом осторожно выспрашивал у Татьяны, не случилось ли у нее на работе что-нибудь… радикальное.
Обошлось. То ли Марина слово свое держала, то ли Стас ее — в руках и крепко, но перемены у Татьяны в офисе никоим образом не выходили за обычные рамки человеческих отношений. Спустя некоторое время они меня даже развлекать начали.
У них появилась новая сотрудница, которой понравился Тоша и которая — согласно современной моде — тут же взялась обеими руками приручать его. Временами, возвращаясь за Татьяной за час-другой до конца рабочего дня, я чуть не давился от хохота, наблюдая, как она стреляет в него томными взглядами и обворожительными улыбками, а он старательно от них уворачивается — после чего она только удваивала усилия.
Я посоветовал было ему откровенно объясниться с ней, чтобы зря не старалась, но он категорически отказывался говорить на эту тему, невнятно бормоча что-то о том, что некоторые люди не только ни малейшего понятия о приличиях не имеют, но и намеков не понимают. Мне показалось, что он начал куда сочувственнее относиться к моей неприязни к чрезмерно активным девушкам. А то — молодец, понимаешь, Марина, за нее можно не беспокоиться!
Вскоре, однако, произошло событие, которое отправило этот неудачный любовный роман, невольным героем которого сделался Тоша, на самый, что ни на есть, задний план. Однажды вечером Татьяна сообщила мне, что Франсуа задерживается со своим ежегодным посещением их фирмы, и что она уверена, что с его работой эта задержка никак не связана. Я тут же предложил ей позвонить французам, и в разговоре выяснилось, что осложнения возникли у Анабель.
Я тут же насторожился. Осложнения у Анабель? У той самой Анабель, которая подмяла под себя не только своего Франсуа, но и других людей в своем окружении, а заодно и свое небесное руководство? У той самой Анабель, которая и коллегой-ангелом пытается командовать, не краснея — уж Венсаном из кружка своих друзей точно? У той самой Анабель, которая небрежно, глазом не моргнув, ставит на место даже темных, как показала история того же Венсана, да и Тошина тоже? Минуточку, а может, осложнения возникли не лично у нее? В голове у меня мгновенно выстроилась цепочка: Анабель — Венсан — темные.