Ангел-мститель (СИ)

Оказалось, однако, что Тоша уже принял человеческое понимание взаимопомощи во всем его величии. Мне было доверено держать девочку. На вытянутых руках и согнувшись в три погибели. Пока Тоша ее намыливал — как будто она, вертя во все стороны руками и ногами, и так не норовила каждую минуту выскользнуть. Как тот кусок мыла в ночь моего первого омовения — только очень большой. Уже через несколько минут от напряжения по лбу у меня поползла капля пота. Скатившись, естественно, в глаз, который тут же рефлекторно закрылся.

Вторая капля принципиально пошла своим путем и в считанные мгновенья ослепила меня окончательно. Пальцы рук сами собой раскорячились, пытаясь хоть как-то зафиксировать этого талантливого потомка кистеперых рыб. Хуже того — в отсутствие зрения обострился слух, и в уши мне настойчиво полезло курлыканье Тоши о пальчиках, волосиках, плечиках… и прочих частях тела довольно угукающей амфибии. Мне очень хотелось пнуть Тошу ногой, но, с другой стороны, потерять равновесие и со всего размаха шарахнуться животом о край ванны… Не говоря уже о том, что сослепу я мог этой ногой куда-нибудь в стенку заехать…

Короче, когда все это закончилось, разогнулся я в три захода. Шею свело, поясница ныла, колени противно дрожали… Честное слово, было проще в невидимости под руки людям подныривать и где-нибудь в углу в комочек сжиматься. По-моему. Мне даже пришлось пару минут в ванной постоять, чтобы с силами собраться — и вернуться в общую компанию уверенными и пружинистыми шагами. Мысленно покряхтывая при каждом из них.

Черт бы побрал эту машину!

Хоть бы парень скорее родился — буду с ним каждый день физкультурой заниматься.

До самого конца дня я вновь и вновь переживал эти яркие ощущения — и даже забыл спросить у Татьяны, о чем она с Галей секретничала.

Именно поэтому ее очередная гениальная идея свалилась на меня на следующий день как гром среди ясного неба. Особо ясного — мне так приятно было, что она бросила привычку давить на Тошу у меня за спиной.

И, честное слово, после первых же ее слов я вполне серьезно ожидал, что сейчас разверзнутся небеса, и оттуда грянет… указующим перстом по темечку. Нам с Тошей — чтобы вспомнили, откуда направлены и зачем, собственно.

Она предложила ангелу войти в церковь и присоединить свой голос к человеческому хору, взывающему к Господу с просьбой принять новую единицу их общества в число Его рабов.

Как будто я не объяснял ей — несчетное количество раз! — что церковь является чисто человеческим институтом, удовлетворяющим чисто человеческому же стремлению сбиться в некую безликую массу — будь то раса, народ или паства.

Как будто она так и не поняла, насколько важнее осознанность выбора человеком своего пути, чем его формальная принадлежность к некоему каравану, движущемуся в примерно нужном направлении под защитой снующих по его периметру охранников.

Как будто даже человеческие представления не предполагают, что участвующий в подобных обрядах должен искренне верить в них — чтобы не обращаться к высшим силам как в комиссию по субсидиям: подам-ка я заявление на всякий случай — авось, выдадут, чем я хуже соседей?

Вспомнив, с Татьяниной подачи, как я случайно попал в отдел, занимающийся поклонниками йоги, я вздрогнул. А ведь у нас все такие обращения, наверно, фиксируются… Хотя бы для того, чтобы их природу и обоснованность проверить. Хорошо будет Тоша выглядеть, если они в хоре возносящих молитву его голос идентифицируют — ангел решил протекцию составить ничем еще не примечательному человеку, да еще и не своему. Это уже не просто дополнительный интерес — чистейшее использование служебного положения в… непонятно, каких целях. Каковые немедленно станут предметом тщательного расследования.

Как выяснилось, Тоша тоже сразу об этом подумал. И бросился советоваться. Естественно, не со мной. Впрочем, его всегда из крайности в крайность бросало: либо ни на шаг от правил не отступать, кроме как с четко сформулированного согласия прямого руководства, либо сразу морду бить, как тогда, когда он хотел Дениса от Гали отвадить. Умение изящно пройти по тончайшей грани между дозволенным и рискованным никогда ему свойственно не было. Вот-вот, ему проще назад в невидимость перейти. А-а, не хочется! Сказал бы прямо, что боится…

Святые отцы-архангелы, вы только послушайте, чего он боится! Нет, не слушайте — это так, оборот речи был. Он же — действительно не я, он же никогда не сможет доказать вам, что его повышенное внимание к девочке объясняется тем элементарно простым фактом, что вышеупомянутая девочка является в данный момент самой важной составляющей жизни вверенного ему объекта…

Я понял, что Тоша влип. Строго следовать предписанным правилам ему чрезвычайно запутанная система человеческих взаимоотношений не позволит, крушить и ломать просто нечего — религиозные устои только вместе с человечеством уничтожить можно, а найти убедительное объяснение любому своему поступку он, наверное, так никогда и не научится. И я не смогу с ним сейчас на заседание контрольной комиссии отлучиться…

Честно говоря, я растерялся.