За всеми этими тяжкими трудами я не сразу заметил, что Тоша исчез из офиса. Узнав, что он взял недельный отпуск, я насторожился. Неужели Галя настолько ослабла, что ее ни на минуту нельзя одну оставить? Пару раз я набрал его номер, но он меня сбросил и даже не перезвонил. Я окончательно разнервничался. Чем же все это может кончиться для моей маленькой, худенькой, совершенно нетренированной Татьяны? Хорошо, хоть йогой начали заниматься… Нет, я обязательно все время рядом с ней буду — если что не так пойдет, я из этих дистрибьюторов космической энергии душу вытрясу, но они мне подключат ее к источнику жизненных сил! На столько, на сколько потребуется — и без бюрократии.
А я пока по-настоящему, воочию с парнем познакомлюсь, чтобы он с первых же дней понял, в чьих руках пульт управления воспитательным тесаком находится.
Когда мне в голову пришла эта мысль, я чуть не расхохотался — представив себе Тошу, оставшегося один на один с этим Галиным младенцем, которого он просто видеть не может. То-то, небось, назад на работу рвется — минуты считает!
Вновь увидев его в офисе, я не удержался от насмешливого:
— Ну, с возвращением тебя — из ссылки!
Он как-то странно покосился на меня и ничего не ответил.
Я спросил у него, оправилась ли Галя — он ответил, что у нее все в порядке, и опять замолчал.
— А монстр как? — поинтересовался я.
Он вздрогнул, воровато стрельнул глазами по сторонам и сдержанно ответил: — Нормально. Ест, спит — все, как положено.
Несколько дней он отделывался от меня такими краткими ответами, пока я, наконец, не выдержал.
— Слушай, ты можешь мне объяснить, что случилось? — рявкнул я, заподозрив, что он опять скрывает от меня какие-то неприятности. — Что с Галей?
— Да говорю же, что у нее все отлично, — опять попытался он отмахнуться от меня.
— А что ты тогда сидишь, как на иголках? — прямо спросил я. — Давай, выкладывай — сам знаешь, что потом только хуже будет.
Он вдруг замер, жуя губами и глядя прямо перед собой ничего невидящими глазами.
— Как ты думаешь, — спустя несколько мгновений медленно заговорил он, — с меня…. после того, как Дениса спровадили…. наблюдение совсем сняли?
Такого поворота я не ожидал.
— Наверно, да, — неуверенно ответил я. — Насколько мне известно, при отсутствии осложнений в постоянной видимости круглосуточное наблюдение не практикуется.
— А не круглосуточное? — тут же отреагировал он.
— Не думаю, — покачал головой я. — За мной, по крайней мере, не наблюдают.
— Так то за тобой, — вздохнул он. — А если у нас дополнительные интересы появятся… не в ущерб основным, конечно…. нам это в вину не поставят?
— Ну, тебя же компьютером никто не попрекал, — усмехнулся было я, но потом у меня словно мороз по коже пошел: — Ты, что, еще одно хобби себе нашел?
— Во-первых, это — не хобби, — лихорадочно забормотал он, — а во-вторых, я его не искал. Оно меня само нашло. Вернее, она.
— Какая она? — окончательно растерялся я.
— Даринка, — застенчиво произнес Тоша, и я просто онемел — таким тоном он когда-то о своем кумире — компьютерном Алеше — говорил. И то не совсем — при упоминании Алешиного имени у него глаза загорались, а не опускались стыдливо.
— Я вовсе не пренебрегаю своими обязанностями, — прорвало вдруг его, — но она — такая крохотная, такая беззащитная… Она ведь ничего еще сама не может, даже сказать, если ей чего-то хочется! А Галя редко сразу правильно догадывается — все методом проб и ошибок! — а я вот как-то сразу чувствую, когда она пить хочет или играться… Она по ночам любит играть — и не плачет совсем. Она вообще никогда не плачет, когда я рядом, — гордо добавил он.
Я смотрел на него во все глаза, сдерживаясь из последних сил — в его присутствии, как я уже понял, не плачут, смеяться тоже как-то неудобно было. Это же надо — ни одним человеком он до сих пор не заинтересовался: ни в одну девчонку не влюбился, ни с одним парнем не сдружился, а тут — совершенно чужой, неразумный еще младенец вдруг превратил его в дрожащее желе эмоций. Да, земля — это все-таки великая сила! Не удовольствуется она твоей любовью к природе, технике, высокой моде и изысканной кухне — не успокоится, пока не заразит тебя одержимостью человеком. И так, чтобы навсегда, неизлечимо.
— Я всегда откуда-то знаю, что ей нужно, — продолжал оправдываться тем временем Тоша, — и она словно это чувствует — сразу беспокоиться начинает, стоит мне хоть в другую комнату выйти. Но я ведь и Гале жизнь облегчаю, когда внушаю ей, что Даринка хочет, правда? Не отзовут меня, как ты думаешь? — с надеждой спросил он.
— Не должны, — уверенно ответил ему я. — Если, когда ты на работу устроился, не отозвали…
— Я и с работы уволиться хотел, — с готовностью подхватил он мою мысль, — но только они же сразу заинтересуются, с чего бы это, приглядываться начнут… Лучше, конечно, оставить все, как есть, не привлекать к себе ненужного внимания… Вот только она там плачет без меня, наверное… — Лицо у него болезненно сморщилось.
— А у Гали спросить? — удивился я.