— Слушай, — спросила вдруг Марина, — насчет Тоши я примерно догадываюсь, а вот тебе… раньше… тоже с Татьяной трудно было?
— Что значит — было? — возмутился я. — С ней всегда самое страшное — это ее скрытность, и если ты думаешь, что сейчас ситуация радикально изменилась, то очень ошибаешься. Тем более что у нее есть, кому ее в этом безобразии поддерживать, — ядовито добавил я.
— Да? — Марина как-то странно глянула на меня. — Ты, что, с ней тоже тогда контакт потерял?
— Да не так, чтобы потерял, — поморщился я, — но ошибок хватало. Мы ведь мысли ваши читать не умеем — остается только догадываться. А когда понимаешь, что угадал неправильно, хочется из себя выпрыгнуть. Вот я однажды и… выпрыгнул.
— Да уж, жизнь у вас — не сахар, — задумчиво произнесла Марина. — Теперь я понимаю, почему эти француженки своих ангелов, как одержимые, защищают, и Татьяна…
— Что Татьяна? — тут же насторожился я.
— Да так, к слову пришлось, — отмахнулась она, и добавила, явно уводя разговор в более безопасном направлении: — Мне просто интересно, как вам все это видится.
— Марина, можно, я тебя спрошу? — решил я воспользоваться тем, что барьер неприязни между нами временно рухнул. — Я знаю, что к тебе сейчас воспоминания из той жизни вернулись — что там было не так? Меня не просто любопытство гложет — я знаю, как нас готовят, и как большинство из нас к своей работе относится, и как редко у нас такие ЧП случаются. Говорить о них у нас не принято — слишком болезненно, так что я представить себе не могу, каким образом твой бывший мог до такой трагедии дойти.
— Я не знаю, что тебе ответить, — помолчав, отозвалась Марина. — Ко мне эти воспоминания приходят, как фильм — одни слова и действия на фоне декораций. Ни мыслей, ни переживаний не видно. Точно, как ты говорил — тот ангел тоже, наверно, только это и видел.
— И что же он видел? — осторожно спросил я, надеясь выявить в ее рассказе моменты его воздействия.
— Она… то есть я… — Марина вдруг ухмыльнулась. — Нет, это какая-то не совсем я была — она. Так вот, жизнь у нее была очень спокойная и размеренная — работа, дети, семья… И жизнь эта ей, похоже, не очень-то нравилась — она в ней всегда место где-то на втором плане занимала — и временами она пыталась возмутиться. Но очень быстро успокаивалась.
Ага, подумал я, вот оно — влияние. Значит, направил он свои усилия на охрану тихой заводи. На Галин случай похоже — там тоже только внешней опасности остерегаться нужно. А если не похоже? Если это была тихая заводь с кучей спящих гейзеров?
— А как она возмущалась? — решил уточнить я.
— Ну как? — пожала плечами Марина. — «Не хочу и не буду!», а ей в ответ — аргументы, она и замолчала. Она вообще неразговорчивая была — о детях, разве что…
О, это мне знакомо! Я вспомнил, до какого бешенства доводила меня Татьянина постоянная задумчивость. И разговоры ее с другими подслушивать бесполезно было — она в них всегда роль публики играла. Но как-то же я ее эмоции угадывал — по жестам, мимике, взглядам…
— А откуда ты знаешь, что ей эта жизнь не нравилась? — продолжал допытываться я.
— А она временами словно оживала, — с готовностью ответила Марина. — То ходит робот роботом, а то вдруг глаза загорелись — причем так, что мне начинает казаться, что где-то там есть все-таки я… Только очень глубоко. И, похоже, в самой глубине этого робота я так до самого конца и просидела, — вернулась она к своей обычной насмешливой манере.
— А в конце что случилось? — тихо спросил я.
— Понятия не имею, — хмыкнула она. — У меня это не фильм прямо, а целый сериал — никак создатели финальную точку ставить не хотят. Наверно, скучно тому ангелу стало, он и выпрыгнул… из сюжета.
Вспомнив обещание Стаса, я понял, что нужно ловить момент, когда неподатливая Марина вполне созрела для ковки. Нет, я таки разыщу этого ее ангела и докопаюсь до того, что там на самом деле произошло. Ведь наверняка многие ее нынешние черты туда корнями уходят. А если представить себе, что она и раньше была такой же, как сейчас, но только замурованной в толстую стену законов, правил и условностей — так что и ей развернуться негде было, и ангел не смог разглядеть, что за этими каменными блоками творится, и скоординировать усилия, чтобы сломать эту стену, им не удалось…
Так пусть познакомятся, побеседуют, выскажут друг другу все, что на душе столько времени тяжким грузом лежит — обоим ведь легче будет. Особенно дальше жить. А если не получится у меня эту встречу им подстроить, так я хоть расскажу ей, что он в этом ее фильме с далеко не счастливым концом увидел.
— Марина, а тебя его точка зрения интересует? — на всякий случай спросил я. Не хватало мне еще к ее методам разрешения конфликтов обратиться.
— Да не так, чтобы очень, — ответила она своим обычным беспечным тоном. — Мне интереснее разобраться в совершенных ошибках — с обеих сторон, — добавила она, примирительно подняв обе руки, — особенно после поездки к вашим французам.
— Не понял, — искренне признался я.